Скажу честно, Вадим, страшно не хватает умения «дубля» создавать. У Стругацких, в «Понедельнике», помнишь? Может, Вы, ученые, чё-нить придумаете? Разрываюсь ведь.
— Глухо с «дублями», Василий. Думаешь, я сам о таком не мечтал? — вздохнул Вадик, — Я ведь, как в Питер попал, первые три месяца не то чтобы выходных не видел, на сон-то часов пять получалось. И то, много, пожалуй. Если в среднем только…
— В среднем? Это ты хорошо сказал. Мы с тобой точно в среднем… положении. Как Жучка на заборе. С одной стороны дворянская камарилья со всеми понтами. Сдругой — многоуважаемая «Мировая закулиса». С третьей — наши неизбывные «дураки и дороги». А с четвертой — парни вроде Азефа, Савинкова, Чернова, да Владимира нашего, Ильича…
— Тогда уж не на заборе, а на столбе, — уточнил расклады Вадим.
— Ага. На колу… Кол на колу! — как тебе это, — Василий вдруг задорно расхохотался, — А знаешь, что, Вадюша?..
— Ну?
— Адреналинчик-то от всего этого вырабатывается не хуже, чем от рукопашки. Ты просёк, что у нас сейчас права на ошибку попросту нет? И мы, голуба, с тобой, теперь саперы по жизни? Счастливца Петровича я выношу за скобки, как спеца узкого профиля.
Конечно, будь на то моя воля, отработать бы 90 процентов от всей этой банды, глядь — небо сразу чище и станет. Только вот теория и практика глаголят: уберем сразу с доски кучу известных фигур, — в возникшем вакууме напочкуются новые. Те, кого мы не знаем…
Ладно. Выметайся, приехали. Буду тебя, царедворец, с Верочкой моей знакомить.
* * *
Высокие пристенные часы гулко отбили три удара. Темнота в комнате сливалась с мраком за окнами. Тяжелый, мутный туман висел над городом, укрывая его промозглой сыростью и какой-то щемящей душу, безысходной мглой. С непроглядного ночного неба уныло сеял мелкий снежок с дождем, оставляя на оконном стекле слезные потеки скорби. То ли по почившей в положенный срок зиме, то ли по безвременно уходящему миру.
Его миру…
Глубокой ночью проводив племянника ко сну, Сергей Александрович по чугунной витой леснице поднялся в старый рабочий кабинет. Не включая света, прикрыл дверь, подошел к окну и, со стоном сдавив ладонями виски, вжался лбом в стеклянный холод.
«— И что теперь? Как с этим всем быть? Сейчас — уже не знаю…
— Не знаешь, что делать, — ничего не делай, — бесстрастно откликнулось альтер эго.
— Так обожают говорить французы. И в результате имеют уже третью республику. И каждая — плод огромной крови и страданий.
— Возможно. Но что ты предлагаешь? Пойти по стопам тупиц Володи и Николаши?
— Если бы эти два дурака сначала посоветовались со мной, все можно было сделать аккуратно, умно и благопристойно. Тогда. Сегодня — уже поздно.