Если он коснется меня там хоть раз, я не сдержусь. Нахожу силы и смотрю на Диму, вольготно расположившегося между моих ног. Даже не задумываюсь, в насколько откровенной позе нахожусь. Это давно уже не имеет значения. Особенно с ним. Только с ним.
Стягивает трусики и начинает свою пытку: влажно целует бедро, неумолимо приближается к его внутренней стороне. Мне хочется кричать от тех эмоций, что уже просто напросто не способны уместиться во мне. Дима очень чутко чувствует меня. Просит:
— Не сдерживайся, милая. Я хочу слышать, как тебе хорошо. — не могу отказать своему «тирану и деспоту».
На каком-то подсознательном уровне чувствую, что он прожигает меня взглядом. Несколько секунд молчаливого томления, и он раскрывает меня языком там. Не знаю, какая сила продолжает держать меня в сознании, но я чувствую, что то, что происходит сейчас — самое яркое ощущение за всю мою жизнь. С каждым его точным движением ощущаю себя так, будто еще немного и я распадусь на атомы. Дима кружит, давит, но ни одним движением не подводит к финалу, не позволяет завершить эту агонию.
Сквозь бесконечные стоны выдавливаю очередное:
— Пожалуйста… — и он слышит меня, его мощнейшее движение языком без сожаления толкает меня в пропасть. Меня бьет мелкая дрожь, каким-то самым потаённым уголком сознания ощущаю, как Дима сцеловывает слезы.
Чувствую себя невероятно, но, кажется, у меня произошел эмоциональный скачок. Я никак не могу успокоиться и перестать плакать.
— Т-ш-ш, солнышко. Тише, — сажает к себе на колени и успокаивающе гладит по голове.
В его объятиях так уютно, и я верю, что они способны защитить от всего. Надежда, такая призрачная, но такая сладкая, на то, что Дима не сделает мне больно, растет как снежный ком. Мне становится все равно и одновременно важно все на свете. Желая найти в Гордееве привычную поддержку, прошу о единственно стоящей на данной момент вещи:
— Поцелуй меня.
— Все, что захочешь, милая. — припадает к губам нежно и невесомо, при этом не теряя своей твердости. Сижу на нем и понимаю, что за мысль пыталась прорваться сквозь мое пораженное сознание.
— Дим, — мне становится стыдно за то, что все произошло так эгоистично, что ли, — а как же ты?
— А я в душ, малыш. — раздался его приглушенный смех, а затем строгое:
— Чтобы, когда я вернулся, ты уже спала.
Сквозь сон почувствовала, как прогибается соседняя половина кровати, как теплое тело с таким родным и манящим запахом прижимает меня к себе. Почувствовав такую необходимую идиллию, счастливо заснула крепким сном и проспала до самого утра.