Снежинки на его трицепсах (Грей) - страница 32

Но, надо признаться, я искренне считала, что те, кому я буду бескорыстно помогать, окажутся приятными и милыми людьми!

А не… этим вот.

— Ладно, — рубанула я рукой по воздуху и выпалила, пока не передумала: — Но только до утра. С рассветом дрова поколете, и чтобы духа вашего здесь не было.

— Дрова? — вытянулась физиономия Ворошилова, которого суровые деревенские реалии пробрали даже на фоне личного кризиса.

— А вы что думали‘? — не удержавшись, я вспомнила нашу беседу в ресторане. — Мне от вас ничего другого не надо, и требовать согреть постельку в обмен на то, чтобы у вас все было очень-очень хорошо, я не буду!

— Я и не ожидал, что фортуна в твоем лице вдруг накинется на меня с поцелуями, — кривовато усмехнулся Данила и уже более серьезно добавил: — Спасибо. Будут дрова.

— Отлично. Тогда вот вам старая куртка, — я кивнула на огромный тулуп на стене. — Для начала, я из-за вас так и не сходила за поленьями в сарай. Вперед. Перед тем, как лечь спать, надо как следует протопить дом, иначе к утру замерзнем.

Судя по выражению глаз, Ворошилову явно не нравился приказной тон, но он был не в той ситуации, чтобы качать права.

Послушно оделся и сбегал за дровишками. Я закинула их в печь, закрыла заслонку и ровно сказала:

— Спокойной ночи.

Растерянный голос мужчины нагнал меня уже в дверях спальни: — А я?.

— Что? Я сплю на кровати, диванов у меня больше нет, так что в вашем распоряжении это дивное кресло. И я поищу одеяло.

Наши взгляды одновременно устремились на монстра советского образца.

— Но в нем же спать нереально!

— Спустя несколько часов можете лечь на полати*, - я кивнула в сторону печки и пояснила: — Пока нельзя, слишком горячая.

— Бред…

Ничего себе! Его под снег не выставили, а он еще и права качает!

— Скажите спасибо, что не на коврике в прихожей! — разозлилась я и, хлопнув дверью, выскочила из гостиной.

Рявкнуть-то я рявкнула, даже ногами потопала от души, пока до кровати дошла. А вот сон не шел.

Покрутившись из стороны в сторону, я прислушалась: тихо. Из гостиной не доносилось ни звука, а ведь я точно знала: там, на старом, если не сказать дремучем кресле, мучился человек. Ну как — человек? Так, негодяй, желающий оставить меня без работы, животных, без дома и вообще не понимающий, что такое сочувствие.

Теперь он пришел ко мне, желая подумать, как поступить дальше.

Вот он, злой рок. Никогда не думала, что такое возможно. Вчера мужчина купается в роскоши, приглашает тебя в дорогущий ресторан и не знает отказов, а сегодня он же ютится в стареньком домике, прижимаясь к русской печке и пытаясь понять, как жить без средств к существованию. И я — его единственная соломинка, за которой он пытается удержаться, чтобы снова поплыть.