– О, мама, – прервала ее Люси, закрывая лицо руками, как бы желая отстранить от себя какое-то воспоминание, – не говорите об этом. Я хочу вспомнить только одну вещь, что он возвратился домой почти здоровым и невредимым. Но правда, какова минута ожидания!
– Люси, дорогое дитя, ты возобновляешь ее сегодня для меня, – сказала графиня. – Это выше моих сил. Я с мужеством вынесу верное несчастие, но не эту неизвестность.
Люси подумала, что она права и что все было лучше сомнения, особенно при этой тревоге, в которую она сама ввела ее.
– Я ничего не утаю от тебя, мама. Папе хуже, но я не думаю, чтобы за него надо было опасаться. Я часто видела его страдающим так же сильно, как сегодня, раньше… перед тем, как ты пришла сюда.
– Люси, – сказала леди Окбурн, взяв ее за руку, – если состояние твоего отца ухудшится, если он будет в опасности, ты мне об этом скажешь, не правда ли? Я рассчитываю на тебя…
И когда Люси хотела отнять свою руку:
– Нет, ты не уйдешь отсюда, раньше чем мне это обещаешь.
– Хорошо, мама, я обещаю тебе это, – сказала Люси. Леди Окбурн вздохнула свободно.
Конечно, обязанностью сиделки было помешать исполнению этого обещания, и она для этого обратилась к мисс Сноф, которая была наставницей Люси.
Лорд Окбурн не согласился, чтобы жена его продолжала заниматься воспитанием его дочери, и графиня только наблюдала за этим.
– Нельзя, мисс Сноф, – сказала сиделка, – чтобы леди Люси узнала об опасности, в которой находится граф. Она обо всем болтает с графиней, а такая весть может стать роковой для роженицы.
– Разве граф в опасности? – спросила с живостью мисс Сноф.
– Я немного понимаю в болезнях, потому что хожу только за роженицами, но я уверена, что у него подагра в желудке!
– Но тогда смерть неизбежна, – пробормотала мисс Сноф встревоженно – О нет, не всегда. Самый плохой признак, как говорят люди, это то, что он изменил свой дурной нрав.
– Кто это говорит, кто сказал, что это плохой признак.
– Прислуга. Негр только и делает, что вздыхает и плачет за его постелью; он бы хотел услыхать, как его хозяин по обыкновению сердится на него. Но пусть леди Люси не знает этих подробностей, прошу вас; я скажу об этом и другим.
Мисс Сноф одобрительно кивнула головой и сиделка, отдав приказание другим, возвратилась к леди Окбурн.
Смеркалось, графу становилось хуже. Страдания его, сделавшиеся невыносимыми, не оставляли его ни на минуту. Если бы этому не мешала толщина стен и полов, леди Окбурн могла бы слышать его стоны. На следующее утро он был спокойнее. Тем не менее у него был консилиум трех докторов.