– Я вас спрашиваю, как лорд Окбурн? Разве вы не узнаете меня? Я леди Лора Карлтон.
– Граф умер, миледи, – ответила женщина тихим голосом. – Он умер несколько минут тому назад.
– Умер, – кричала Лора, голосом которой звучал весь дом. – Мой отец умер. О, Дженни, правда ли это, – продолжала она, заметив свою сестру на верхнем этаже, – Дженни, наш отец умер?
Из комнаты леди Окбурн вышла сиделка бледная, как полотно. Она с горечью в голосе попросила немного больше осторожности и тишины.
Лора взошла в верхний этаж и вошла в комнату отца. Она бросилась к постели, утопая в слезах, находясь почти в бреду.
Отчего ее не предупредили раньше? Почему дали отцу умереть раньше, чем он увидел ее?
Дженни, горе которой не выражалось так шумно, хотя оно было гораздо глубже, пробовала успокоить ее, рассказывая ей, в каком полном сознании он умер, его слова, полные любви и прощения, но Лора продолжала страшно рыдать и ничем не давала успокоить себя.
Вдруг они задрожали. Высокая женщина в фланелевом капоте, со страшно бледным лицом проскользнула в комнату и остановилась перед трупом.
Лора, никогда не видевшая ее, молчаливо смотрела на нее; Дженни узнала леди Окбурн, за которой следовала сиделка, поднимая руки к небу и, жалуясь громко, что не хотят больше признавать ее авторитета. Крик Лоры в коридоре был слышен в комнате, и леди Окбурн, выскочив из постели, явилась сюда.
На лице ее было горе и упрек: горе – от смерти ее мужа, упрек – для тех, которые утаили ее от нее. Но она хорошо владела собою, и сохранила почти необыкновенное спокойствие. Она обернулась к Дженни и сказала, смотря ей прямо в лицо:
– Хорошо ли вы действовали, леди Дженни?
– Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать, – сказала тихо Дженни, немного удивленная. – Я более не имею здесь ни голоса, ни ответственности. Я бы отдала мою жизнь, чтобы спасти жизнь моего отца!
– Вы были здесь с ним?
– С одиннадцати часов.
– И вы держали меня в отдалении! – Возразила графиня, голос которой дрожал от волнения. – Вы находите, что хорошо отстранять жену от смертного одра ее мужа?
– Я нахожу, что это очень худо, – сказала Дженни, – что ничто не может оправдать такого поступка. Первые слова, которые я услыхала здесь, были, что состояние отца должно быть скрыто от вас. Я пробовала возражать, я даже говорила доктору Джемсу, а потом всем трем докторам вместе; они единогласно ответили мне, что необходимо скрыть от вас все, потому что эти известия могут иметь для вас самые роковые последствия. Вопреки всему я бы известила вас, если бы могла.
Леди Окбурн строго посмотрела на сиделку.