– Вы можете присягнуть в том, что копия эта верная?
– Спросил председатель.
– Совершенно верная, – ответил свидетель, – она верна от слова до слова. Клерк, который списал и проверил ее, говорит, что он сам присутствовал при венчании и хорошо помнит обоих супругов. Он тогда понял, что этот брак будет храниться в тайне и интересовался молодыми. Молодая…
– Почему, скажите мне, было у него такое подозрение?
– Прервал его Билитиер.
– Я сам задал ему этот же вопрос, – сказал свидетель, – он мне ответил, что молодые приехали в церковь одни, молодая была одета буднично. Он не мог оторвать от нее глаз, – сказал он, – так она была прекрасна.
Защитник Билитиер встал. Он собирался отрицать тот факт, что Луи Карлтон, присутствующий на суде, тот же Карлтон, который венчался в церкви св. Панкратия.
Но председатель предупредил его. «Садитесь», – сказал он.
Председатель стал громко читать копию удостоверения, обратившись к Карлтону, сказал: «Обвиняемый, (в первый раз он назвал так Карлтона), что вы можете сказать в свою защиту?».
– Ничего, – ответил Карлтон. – Если против меня дают показания, о которых я не имею ни малейшего понятия, как же я могу опровергнуть их?
– Вы не намерены, я думаю, отрицать факт вашего брака, который подтверждает эта копия. Разве вы еще продолжаете отрицать, что эта несчастная женщина была вашей женой?
Последовало молчание. Возможно, что в уме Карлтона блеснул луч надежды; во всяком случае он не мог более настаивать на отрицании факта своего брака, вспомнив, что многие служащие при церкви св. Панкратия еще живы и могут узнать его.
– Если она и была моей женой, то этим еще не доказано, что я отравил ее, – сказал он, с трудом произнося каждое слово.
Страшный шум поднялся вдруг в зале. Общественное мнение угрожающим образом поднялось против Карлтона. Толпа неумолима в своем первом движении, а дело доктора было проиграно!
– Призываю к порядку! – кричал председатель. – Обвиняемый, – прибавил он, когда шум немного улегся, – если память не изменяет мне, вы под присягой показали, что вам не знакомы ни письма, ни его почерк. Что вы теперь скажете?
Что оставалось ему сказать при таких неоспоримых доказательствах его преступности? Вопреки усилиям своим, он был совершенно надломлен.
И все же даже в этот момент появление письма интересовало его более всего, до того это было для него непонятно.
– Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете. Я смотрю на себя, как на жертву какого-то заговора; пора разъяснить, разоблачить его.
Вот и все, что он мог произнести.
Защитник Карлтона, г-н Билитиер, усердие которого росло с увеличением опасности для его клиента, приложил отчаянные усилия, чтобы доказать противоречие в свидетельских показаниях. Это было напрасно.