— Давай.
Воронцов спрятал телефон в карман, открыл машину и сел за руль. Продать клуб было заманчивым предложением. Вот только…
Что-то подсказывало, что такое развитие событий не обрадует его Хлопушку.
Вообще-то не его, да и Хлопушка уже никакого отношения к клубу не имеет. Да, может быть, она даже обрадуется, если Воронцов больше не будет стоять у руля?…
С другой стороны, почему ее отец проиграл клуб в карты, а не отдал клуб дочери? Иваныч, конечно, был человеком со странностями, но чтобы настолько? Разве отдал бы Воронцов ресторан не сыну, а кому-то чужому?
Воронцов снова посмотрел на качели. Девочка хохотала, пока отец строил ей рожицы.
Еще может статься, что Даня, когда вырастет, не захочет иметь с ним ничего общего. И тогда продать клуб сейчас, чтобы уделить сыну больше времени, решение более чем верное.
Снова зазвонил телефон. Опять Филимон, наверное, будет уговаривать. Его понять тоже можно, салон красоты для мужика это как-то несерьезно.
Воронцов, не глядя, потянулся к трубке.
— Алексей Сергеевич, тут это… — сказал Вова.
В трубке хлестала вода, как будто Вова решил позвонить из душа.
— Да можешь ты или нет говорить нормально, Вова?
— Да тут это… Клуб горит, в общем.
Столб черного дыма над крышами домов Оля увидела издали. Во рту появился привкус пепла. Оля и не знала, что умеет так быстро бегать на каблуках.
Воронцова она услышала, еще будучи за поворотом, и только тогда замедлила шаг. Его голос гремел весенней грозой, и с каждым словом на душе становилось все легче.
— Да его давно уволить надо было! Он же бухой стоял возле гриля!
Горло саднило, в боку кололо, сердце, казалось, вот-вот проломит грудную клетку, но, когда Оля привалилась к углу дома, она улыбалась.
Сейчас только отдышится и уйдет. Обязательно уйдет. Воронцов жив и невредим, да и все работники, Оля быстренько пересчитала их по головам. Чумазые, конечно, но живые.
Возле пожарной машины стоял без дела пожарный. И слава богу, что так.
— Сильно горело? — спросила его Оля.
Пожарный отмахнулся.
— Да огня и не было. Датчики на дым сработали, но вертушками им там все равно залило все. Убирать будут долго.
Оля в сердцах застонала. Сделали, блин, ремонт!
— Да чего уж, начальник! — донеслось невнятное, лихое и, конечно, пьяное. — Главное ведь живы все!
А вот и виновник.
Оля хорошо помнила, как сама Женю штрафовала, орала, ругалась с ним, пока не поняла, что действовать надо иначе. Жене шел четвертый десяток, и бесполезно было надеяться, что восемнадцатилетняя пигалица каким-то чудом его вмиг перевоспитает.
Авансы Женя требовал часто, потому что распоряжаться деньгами не умел. К его чести, пустых обещаний завязать с выпивкой не давал. Хорошо знал, что все равно слова не сдержит. И все же, кнутом и пряником, Оля все-таки приучила ненадежного повара к особому графику авансов, благодаря которому и работа не страдала, и повар на работе появлялся трезвым. Не совсем как стеклышко, но совсем без алкоголя Женя, наверное, уже и не выжил бы.