Когда ты будешь моей (Резник) - страница 68

— Как прошло мое детство? — спустя несколько долгих секунд задумчиво повторяет Балашов и озирается на меня через плечо. — Наверное, хреново. Это, если тебя пощадить и не вдаваться в подробности. — Криво улыбается. — Моя мать была неплохой женщиной, но слишком… зависимой. А отец… в общем, ничего хорошего я от него не видел. Для того чтобы понять, как я жил, тебе будет достаточно знать, что довольно часто я засыпал голодным? Если, конечно, у меня вообще выдавалась возможность поспать. Ведь когда в твоем доме регулярно собираются дворовые алкаши, сделать это не так чтобы просто.

Сглатываю. То, что мне рассказывает Демид — страшно. За время своей работы на скорой я в достаточной мере насмотрелась на жизнь. На её самые неприглядные стороны. Я своими глазами видела такие семьи. И тех несчастных, недолюбленных неряшливых и зачастую избитых малышей я видела тоже. Мне жаль… Мне действительно искренне жаль Демида. Как бы я ни ненавидела его взрослого, оставаться равнодушной к тому, что он мне рассказал, я просто не могу.

Не знаю, что сказать. Вряд ли ему нужна моя жалость. Поэтому молчу. Стоять на одном месте довольно холодно, и я начинаю энергично прохаживаться туда-сюда по расчищенной Демидом дорожке. А он все так же стоит и следит за мной внимательным взглядом. Так, наверное, затаившись, хищники наблюдают за своей жертвой, которой жить осталось всего ничего.

— Оставь этого малыша, Марьян. Пожалуйста. Мне… нужен этот ребенок. Поверь, я буду его любить.

Качаю головой, забираюсь на крыльцо и скрываюсь в доме. Меня колотит. Каждый раз, когда Демид затрагивает тему моей беременности. Сама я стараюсь об этом не думать. Отрицаю сам факт, понимаете? Я не позволяю мыслям о ребенке проникнуть в мою голову. Потому что до сердца там всего ничего. Я отчаянно душу в себе чувства… Но с каждым днем отстраняться от этой мысли мне все сложнее. Напоминания о беременности — они повсюду. В моих обострившихся чувствах, изменениях в теле, которые игнорировать чем дальше, тем трудней, в меняющихся вкусовых пристрастиях, но главное — в его синих неспокойных глазах. Вряд ли я продержусь долго… У меня один выход — бежать. От него… От себя… От всех этих событий, странным образом перевернувших мою жизнь. Но как? Я не знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍*

Проходят дни. Спадает мороз, меня регулярно тошнит по утрам, отчего мое и без того паршивое настроение скатывается в просто ужасное. Демид пытается меня расшевелить, но я будто впала в странную тягучую летаргию. Меня больше не раздражает его забота. Она… подкупает. Она усмиряет весь мой негатив. Я будто выгорела. И не осталось ничего. Даже страх ушел вместе с морозами. А в замен пришло разве что обреченное понимание неизбежности. Я беременная. Вот так, нежданно-негаданно.