…Вот она, одинокая хата, ветхая, подпертая бревнами, крытая соломой. Маленькое окно затянуто бумагой. Ни двора, ни сарая.
Сенька толкнул дверь, и они вошли в комнату — большую, холодную, грязную. Вдоль стены, почерневшей от копоти, — длинная лавка, перед ней стол, сколоченный из грубых досок. На стене темная деревянная икона.
В комнате уже толпились какие-то люди. Среди них Коста увидел городского врача и не здороваясь быстро спросил:
— Что случилось?
Врач узнал его.
— Смерть от угара, Константин Леванович, — негромко сказал он. — Видно, побоялась хозяйка тепло упустить, рано печку закрыла. Видите, нищета какая, — каждое полено небось на счету. — Он горестно махнул рукой. — Ребятишек жалко, девочке лет пять, а мальчонке и годика нет.
— А где хозяин? — спросил Коста.
— Не знаем, ушел с вечера в лес, но, видно, приходил, потому что у порога лежит вязанка дров.
Какие-то женщины растапливали печку, грели воду, чтобы обмыть покойников. Сенька сначала молча и испуганно жался к Коста. Он внимательно выслушал врача, а когда тот замолчал, тихо отошел в сторонку.
— Куда ты?
Не ответив, Сенька выскользнул за дверь.
Коста пошел за ним — нельзя в такие минуты оставлять мальчика одного. От дома к реке вела узенькая тропка, и Коста, с трудом различая в темноте дорогу, шел по ней, не спуская глаз с сутулой Сень-киной спины. Оледенелая тропинка круто спускалась вниз, идти было трудно, ноги разъезжались.
Сенька опустился к проруби, обошел ее, и тут громкий горестный крик огласил морозный воздух.
— Утоп, утоп!
Коста, напрягая все силы, в два прыжка спустился к проруби и, увидев Сеньку, схватил его за руку.
— Ну что ты, что ты… — не зная, как утешить мальчика, приговаривал он.
— Тятькин топор, тятькин топор, — только и мог выговорить Сенька. — И шапка его, — вон, на снегу валяется…
Коста тащил мальчика за руку наверх. Подниматься было еще труднее. Коста задыхался, но не выпускал Сенькиной ладони, силой волок мальчишку.
«Где же предел человеческому горю? — думал он. — Когда придет ему конец? Как помочь людям?.. Э, да что могут сделать несколько человек?» — мелькнула горькая мысль, и Коста ощутил вдруг такую тяжелую безнадежность, какой никогда еще не испытывал.