— Гляди, опять бабы возле лавки собрались. Они у нас часто дурят: «Подай то, подай это!» Купцы-то с рыбаками не деньгой, а натурой рассчитываются. Казаки, видать, еще спят, вот и некому баб разогнать.
— А много их на острове, казаков?
— Не особенно! Да и не видать их почти. Работенки-то никакой, вот и валяются пьяные, вроде как наш Любов нынче… Конечно, когда бегство случается или отхлестать кого надо — они тут как тут. Женятся здесь, кто пять раз, кто десять. Чего им? Ограбят новеньких нехристей — и ну свадьбы играть! «Верою-правдою царю-батюшке служим!»
Они шли рядом по раскаленному желтому песку, частенько останавливаясь, чтобы передохнуть и вытереть пот, извилистыми струйками катящийся по усталым лицам. Коста задыхался. Снять бы сейчас черкеску, бешмет, остаться в одной рубашке, как Синеоков в своей тельняшке. Но нет, не подобает такое горцу!
«Кажется, у Данте была небогатая фантазия, — с усмешкой подумал Коста. — Что такое круги его ада перед этим островом?»
Песчаный остров, неизвестно зачем и как поднявшийся из самой середины моря, представлялся ему раскаленным шаром. Разболелась голова, вот-вот лопнет. А ведь идти-то было совсем недалеко — от рыбачьего поселка до бараков каких-нибудь две-три версты. Переждать до вечера? Но Борис… Он здесь где-то рядом, и, может быть, сейчас еще не поздно, а через час-другой… Нет, надо спешить, спешить.
А сил не было.
— Воды бы, — не раз вздыхал Коста. Вода была кругом, синяя, прохладная, но нестерпимо соленая. Глотни — обожжет горло!
Синеоков пытался раскопать песок и добраться до пресной воды, но беспощадное солнце высосало её до капли.
Вот наконец и бараки. Сколоченные из неотесанных досок, покрытые черным от дождей камышом, они в хаотическом беспорядке жались друг к другу. А это что? Холмики, холмики, холмики. Холмиков вокруг бараков больше, чем кустов па всем острове.
— Арестантские могилки… — со вздохом сказал Синеоков.
— Неужто столько?
— Это, Костя, лишь малая часть. Остальные ветром сровняло. А копни — кость на кости. По мертвым идем. Ох, да что это ты так побледнел…
— Душно, — с трудом выговорил Коста, стараясь скрыть истинную причину своего волнения. — Ох и печет!
Он опустился на раскаленный песок, и взгляд его потемневших от гнева глаз стал неподвижен и тяжел. Губы чуть заметно шевелились. «Что же это я? — упрекнул себя Коста. — Иду узников подбадривать, а сам на ногах не стою!»
Прямо навстречу им медленно брели по песку несколько мужчин с лопатами на плечах.
— Еще одного проводили, — сказал Синеоков и вдруг услышал не то радостный, не то отчаянный крик: