— Коста, дорогой, почитай нам свои стихи, — попросил кто-то, когда Коста умолк. — Мы переписываем их друг у друга, а книги никак не дождемся.
— Почему не почитать? — согласился Коста, — Для вас же пишу! И если строки мои вам нужны, значит, живу не зря.
Он очень устал, разболелась нога, сердце колотилось сильно, с перебоями, в горле пересохло. Но, преодолевая недомогание, он читал одно стихотворение за другим в таком молчании, что слышен был лишь легкий шелест листвы. А когда Коста стал читать «Мать сирот», то заметил, что многие шевелят губами, про себя повторяя знакомые строки, и в радостном волнении он подумал: вот она, награда!
…На полу холодном —
Кто в тряпье, кто так -
Пять сирот голодных
Смотрят на очаг…
«Мама, не готово ль?
Дай похлебки! Дай!» -
«Всем вам будет вдоволь,
Хватит через край!..»
…Детям говорила:
«Вот бобы вскипят!»
А сама варила
Камни для ребят…
Голодные дети, так и не дождавшись ужина, засыпают, а несчастная мать, у которой нет даже куска хлеба, чтобы накормить сирот, плачет, глядя на них. Коста чувствовал, что ему становится все хуже и хуже, но, стараясь не показать этого людям, он продолжал слабеющим голосом:
К правде сверкающей
Смело шагайте!
Трусы, бездельники,
Не мешайте!
Он облизнул пересохшие губы и, оглядев своих слушателей, донял — больше говорить ни о чем не надо. Они поверили ему,
Сеня помог. Коста подняться, бережно довел до опушки, но к экипажу Коста подошел уже один.
— Ишь, умаялся барин, — сочувственно сказал извозчик, взглянув на его изможденное лицо. — Хроменький, а в горы полез. Ты б по равнинке, по равнинке…
— Да. все, батенька, на крутые дороги тянет, — усмехнувшись, ответил Коста.
Как ни старался он быть осторожным, но нюх у царских ищеек был превосходный. Возле дома Шредере то и дело стали появляться подозрительные одинокие фигуры. Они явно кого-то выслеживали. Нетрудно было догадаться, кого именно. И чтобы не «дразнить гусей», Коста решил перебраться в Пятигорск. К тому же тоска по Анне Цаликовой не оставляла его, хотя он и страшился этой встречи.
Ранним солнечным утром Коста отправился на извозчике на станцию Беслан, оттуда поездом в Минеральные Воды и затем — в Пятигорск.
В Пятигорске жить ему разрешено. Значит, можно не таиться и снова заняться делами.
Сейчас почти все его силы забирала работа над очерками «Неурядицы Северного Кавказа». Мысль о том, что политика царского правительства сеет вражду между горцами и русскими, особенно волновала его. До каких же пор это будет?
Коста чувствовал, что не должен молчать. Он будет писать, он будет делать все, чтобы его очерки читали не только на Кавказе, но и в России. Надо, чтобы и русская интеллигенция включилась в эту борьбу, — он не сомневался в ее поддержке.