На этот раз Коста поселился в небольшом каменном доме, в номерах Тупикова, неподалеку от Цаликовых. Окно выходило в тихий палисадник, ветки фруктовых деревьев заглядывали в комнату, круглая клумба пестрела цветами. Коста просыпался рано, в комнате было прохладно, и его чуть-чуть познабливало. Но он распахивал окно, и свежий утренний горный воздух, казалось, вливал новые силы. Коста садился к столу, где аккуратной стопкой лежали приготовленные листы бумаги, и погружался в работу. Это были его любимые часы, — никто не мог помешать, городок еще спал, и лишь ленивый перебрех собак да далекое петушиное кукареканье нарушали сонную утреннюю тишину.
«…на воспетом нашими знаменитыми поэтами, Пушкиным и Лермонтовым, Кавказе дело весьма далеко от того положения, которое в официальных донесениях обыкновенно резюмируется фразою: «все обстоит благополучно»… — написал он и задумался.
А имеет ли право он, осетин, называть Пушкина и Лермонтова «нашими» поэтами? Гнев против царских прислужников с новой силой охватил его. Ведь именно они и хотят лишить малые народы сокровищницы русской культуры! А кем был бы он, Коста, если б не раскрылась ему во всем своем богатстве — русская литература, русская музыка, русская живопись?
«…администрация Терской области… прилагала все старания, чтобы отнять у туземцев всякую возможность научиться чему-нибудь, видеть и непосредственно наблюдать русскую гражданственность и жизнь, а также деятельность культурных людей, слышать русскую речь, работать рука об руку с русским пионером, отдавать детей в русские школы…» — писал он, вкладывая в слова весь свой гнев, всю ненависть к чиновникам.
…По вечерам он нередко читал Цаликовым написанное, выслушивал их советы, поправки, с радостью замечал, как вспыхивают глаза Анны, когда что-то ему особенно удавалось, когда прочитанное производило наиболее сильное впечатление.
В последнее время у них с Анной установились ровные, дружеские отношения. Коста не возобновлял прежних разговоров, он был счастлив и тем, что чуть не каждый день видел Анну, разговаривал с нею. А она была приветлива, радовалась его визитам, старалась повкуснее накормить его, исполнить на рояле именно то, что он более всего любил.
Целебные ванны несколько подправили здоровье Коста, все реже болело бедро, рана почти зажила. И. какое-то подобие покоя поселилось в его душе…
В августе Коста отправил «Неурядицы Северного Кавказа» в Петербург и в ожидании ответа стал готовить к изданию сборник осетинских стихотворений… Многие пришлось переписать заново, другие поправить. «Ирон фандыр» — пусть этот сборник так и называется, как он давно решил. В переводе на русский — «Осетинская лира». Слова «Ироп фандыр» призваны напомнить читателям старинное нартское предание: принимая фандыр из рук его создателя Сырдона, нарты сказали: «Даже если всем нам суждена погибель, фандыр расскажет о нас».