Когда-то стихией этого человека было море. Лучшие годы жизни он провел на кораблях Балтийского флота. Но однажды, на корабле, где служил Синеоков, взбунтовались матросы — не стало сил терпеть издевательства начальства да питаться гнилой пищей. Стали искать зачинщиков, и Синеоков с двумя «бунтарями»-матросами угодил в Петропавловскую крепость.
За что? Вольности захотел. «Подстрекательство к бунту» — значилось в обвинении. И хотя за матросом Синеоковым действительно был такой «грех», однако прямых улик против него не оказалось, и потому после трехлетнего пребывания в крепости Синеоков снова очутился на воле. А чтобы быть поближе к любимому морю, нанялся грузить пароходы.
Сдавленный стон заставил Синеокова обернуться. Один из грузчиков, не дотащив свою ношу до трюма, тяжело рухнул на палубу. Придавленный мешком муки, он лежал, беспомощный и бледный, и Синеоков кинулся к нему, с трудом оттащил в сторону мешок.
— Иван Ильич, — еле слышно проговорил грузчик, — кажется, пятьдесят первый…
Он был очень молод. Лицо, обросшее густой щетиной, казалось голубоватым, лиловые тени лежали под глазами, и от этого глаза казались неестественно огромными. Потрепанные форменные студенческие брюки были белы от муки.
Синеоков помог грузчику встать, они поднялись на мостик.
— Ты ошибся, Костя, — сказал Синеоков и, заглянув в список, проставил еще одну палочку против фамилии студента. — Не пятьдесят, а шестьдесят первый. — И добавил: — Всех купецких денег все равно не заработать. Перекур!
Иван Ильич протянул грузчику кисет с махоркой, а сам закурил трубку, с которой никогда не расставался.
— Спасибо, не курю, — отдышавшись, сказал молодой грузчик и попросил: — Нельзя ли напиться из вашего чайника, Иван Ильич?
— Пей на здоровье, только не простудись, вода холодная, — ответил Синеоков, разглядывая своего собеседника. Странный какой-то парень! Студент, изволит пребывать в Императорской академии художеств, отец — офицер-дворянин, а сам так бедствует. Что заставляет его обливаться потом за медные гроши?
Юноша утолил жажду, вытер рукавом пухлые синеватые губы и, поблагодарив Синеокова, хотел было уйти. Но тот остановил его:
— Посиди, дружок, отдохни. — И, встав, громко крикнул другим грузчикам: — Перекур! — Затем снова обратился к студенту: — Диву я даюсь, Костя, на тебя глядя.
— Что же вас удивляет, Иван Ильич? — невесело усмехнулся Коста.
— А то, что трудишься от зари до темноты, а ни разу я не видел, чтоб ты поел что-нибудь…
«Добрый он человек, — подумал Коста и посмотрел в синие глаза Синеокова, — бывает же такое совпадение! — лишние мешки мне приписал. Или, может, я стал так жалок?..»