— Кажется, я разболталась, — спохватилась вдруг она и смутилась под его пристальным взглядом. — Ну, ладно, не взыщите. А теперь — о другом. Вы, конечно, знаете, что в Пятигорске готовится торжественное открытие памятника Лермонтову.
Коста утвердительно кивнул.
— Так вот, друг мой, мы должны там сказать народу слова правды — такие слова, чтобы это торжество не носило казенного официального характера.
Я уже советовалась и с Александром Цаликовым и с друзьями нашими — Шанаевыми. Мы решили, что вам — да, да, именно вам, — подчеркнула она, хотя Коста еще и не пытался возражать, — надо выступить на открытии памятника и от имени осетинской молодежи возложить венок…
— Что ж, это для меня большая честь, — тихо сказал Коста.
— Ну вот и хорошо! — обрадовалась Варвара Григорьевна и заговорила, понизив голос: — Я слышала о вашем горе, Коста Леванович. Но что поделаешь? Единственный целитель — время. А если говорить о лекарствах, — загадочно улыбнулась она, — то единственное лекарство от любви — другая любовь. Так что от души желаю вам поскорее ее обрести.
Она вновь протянула Коста свою маленькую горячую руку и на прощание сказала:
— Значит, счастливого пути?
— Да, да, я еду, — рассеянно отозвался Коста.
В Пятигорск понаехало столько гостей, что маленький южный городок напоминал огромную ярмарку. Пестрые толпы запрудили улицы. Владельцы домов и гостиниц охотно принимали постояльцев. Иные хозяева перекочевали в сараи, а то и просто ночевали под открытым небом, лишь бы урвать лишний рубль. А люди все прибывали — с юга и севера, с востока и запада.
Коста приехал накануне праздника. К его удивлению, первый, кого он увидел в вестибюле гостиницы, был журналист Прозрителев. Обрадовавшись встрече, оба долго и крепко жали друг другу руки.
— Я счастлив видеть вас. Трижды счастлив! — говорил высокий, широкоплечий Прозрителев, отбрасывая рукой со лба длинные каштановые волосы.
— Первая наша радость — это предстоящее торжество, — усмехнувшись, сказал Коста. — Вторая — наша встреча… А третья? Будет ли еще что-нибудь хорошее?
— О-о-о! Впрочем, сказать, что это «хорошее» — не могу, — ответил Прозрителев. — Очередная мерзость наших святош… Зайдемте ко мне в номер! Это и в самом деле чрезвычайно интересно!
В тесной комнате они уселись за круглый столик. Прозрителев положил перед Коста серую потрепанную папку.
— Вот оно — самое главное! — объявил он.
«Дело о погребении тела наповал убитого поручика Лермонтова», — прочитал Коста на пожелтевшей обложке и начал перелистывать аккуратно подшитые и пронумерованные страницы «Сов. секретного дела».