"Встань на доски".
"Нет!"
"Эта штука не достанет тебя, если ты будешь стоять на досках".
"Нет, не опускай меня, она схватит меня, я знаю, она…"
"Ты встаешь на доски, или я уроню тебя".
Он медленно и осторожно опускал ее вниз. Оба дышали с жалким, воющим присвистом — гобой и флейта. Ее ноги коснулись досок. Она отдернула их, словно доски были раскаленными.
"Встань на доски!" — прошипел он ей. "Я не Дик, я не могу держать тебя всю ночь".
"Дик…"
"Мертв".
Ее ноги вновь коснулись досок. Медленно-медленно он отпустил ее. Они стояли друг напротив друга, как танцоры. Он заметил, что она ждет первого прикосновения этой штуки.
"Рэнди", — прошептала она. "Где эта дрянь?"
"Под нами. Посмотри вниз".
Они посмотрели вниз и увидели, как чернота заполняет щели почти по всему плоту. Рэнди почувствовал исходящее от черной массы жадное нетерпение. Когда пятно вновь вынырнуло из-под плота, на часах Рэнди, которые он забыл снять перед купанием, было четверть девятого.
"Сейчас я сяду", — сказал он.
"Нет!"
"Я устал", — сказал он. "Я посижу, а ты будешь наблюдать. Не забывай только время от времени отводить взгляд. Потом мы сменимся. "Вот", — он протянул ей часы, — "смена через каждые пятнадцать минут".
"Оно сожрало Дика", — прошептала она.
"Да".
"Что это такое?"
"Я не знаю".
"Я замерзла".
"Я тоже".
"Подержи меня тогда".
"С меня уже достаточно".
Она не настаивала.
Сидеть на плоту и не смотреть на черное пятно было райским блаженством. Вместо пятна он смотрел теперь на Ла-Верн, следя за тем, чтобы она вовремя отводила глаза.
"Что мы будем делать, Рэнди?"
Он подумал.
"Ждать", — сказал он.
Они сменялись через каждые пятнадцать минут. В четверть десятого поднялся холодный месяц и прочертил дорожку на поверхности воды. В десять тридцать раздался пронзительный, одинокий крик, и Ла-Верн взвизгнула.
"Заткнись", — сказал он. "Это гагары".
"Я замерзаю, Рэнди. У меня все тело онемело".
"Ничем не могу тебе помочь".
"Обними меня", — сказала она. "Ты должен. Мы будем держаться друг за друга. Мы можем сесть вдвоем и наблюдать за этой штукой".
Он заколебался, но холод уже пробрал его до костей. "О’кей", — сказал он.
Они сели рядом, обнявшись, и что-то произошло — было ли это естественным или извращенным, но это произошло. Он напрягся. Его рука нашарила ее грудь и принялась поглаживать влажный нейлон. Она издала слабый вздох, а рука ее поползла к его плавкам.
Другой рукой он скользнул вниз по ее телу и нашарил место, в котором сохранилось еще немного тепла. Он повалил ее на спину.
"Нет", — сказала она, но рука ее уже скользнула ему под плавки.