— Ваш благородие-е-е, — протянул Вадим. — Поговори-и-ить! Просто показать ей эту вещь и спросить, откуда она взялась. Просто. Не выдумывать ничего самому, узнать наверняка. Отчего ты всегда так поступаешь? Вот с ней — почему?
Глеб на миг замер, переваривая вопрос Вадима, задумался.
— Вероятно потому, — произнес он, наконец, — что боюсь услышать правду, которой мне не хотелось бы слышать. и боюсь потерять ее. Навсегда.
— А мы уже говорили об этом, — сказал Вадим веско. — Просто не отпускай ее. Вот просто.
* * *
Олечка сидела и шмыгала носом. Работа валилась из рук, кофе давно остыл в позабытой на подоконнике чашке, и шоколадка казалась не вкусной, как пластилин.
Глеб, сказавшись больным, не подходил к ней. Вот уже три дня. Не подходил сам и не велел приходить к нему. По телефону говорил односложно и мало, а на ее вопрос о встрече грубо буркнул «я занят» и положил трубку. Этого поведения Олечка не могла ни понять, ни оправдать. Сердце ее тоскливо сжималось; опыта отношений у нее было не много, но она твердо знала, чем кончаются подобные молчанки, избегания встреч и грубые ответы — расставанием.
Черт его знает, что произошло, отчего Глеб вдруг переменился. Что-то не так пошло на встрече? Встретил другую? Уверенную в себе, красивую бизнес-вумен? Олечка представляла, как какая-нибудь роковая красотка, закидывая ногу на ногу, демонстрируя Глебу кружевные резинки чулок, томно смотрит ему в глаза, и едва не плакала.
Неужели все напрасно? Неужто он правда всего лишь увлекся, захотел попробовать молодую дурочку, натешился и. бросил?
Олечка всхлипывала, слезы капали на стол и она стирала их ладонью, понимая, что расклеивается, что вечером не избежать холода и одиночестве, что пустая квартира встретит ее тишиной, а бабка, допоздна сидящая на лавке, с издевательской улыбкой скажет как обычно: «Здравствуй, Оленька! А где же жених твой? Видный такой мужчина, солидный… сбежал? Ну и пес с ним, еще найдешь!»
После этих слов Ольга поспешно скрывалась в подъезде, неловко горбясь и втягивая голову в плечи, словно слыша за спиной издевательское хихиканье старухи. Наверняка она уже всему дому поведала историю про то, что «эту бесстыжую ее хахаль бросил, вот погодите, через девять месяцев будет Олька пеленки стирать да сопли на кулак наматывать».
— Ой, все, — прошептала Олечка, пытаясь взять себя в руки. — Ну, значит, так надо.
Ее голос в тишине кабинета прозвучал тоскливо и Олечка поспешно отерла мокрые щеки влажной салфеткой, чтобы окончательно не раскиснуть и не разреветься в голос.
— Ну, как наши дела?