Тихонько рыдая, Мара слушала, как в темноте скрипит кожа на этом крохотном, неудобном диване, на котором Глеб старается устроиться поудобнее, и мучительно думала, искала ответ, где же он умудрился подцепить эту лярву, с которой накувыркался так, что к ней, к Маре, и прикасаться не хочет. Они не виделись две недели, а Глеб не из тех мужчин, которые могут неделями существовать без секса. Мара, спеша домой, рассчитывала, что он вцепится в нее с порога, затащит в постель тотчас же, как только она ступит в дом. Обычно так и происходило, когда они ненадолго расставались, и Мара подспудно любила свои отлучки из города, прекрасно зная, что после них будет горячая ночь. Соскучившись, Глеб становился в постели нетерпеливым и жадным, у Мары трусы намокали от одного предвкушения того, что ее ждет, когда Глеб до нее, наконец, доберется.
И вот — ничего.
Пустота, холод, абсолютный ноль, как в космосе.
«И что дальше? — думала Мара, давясь слезами. — Расставание? Все это время, что я на него угробила, коту под хвост? И все мои ужимки — господи, да по-другому это и не назовешь!
— все эти игры, кувыркания перед ним кверху брюшком — все зря! Кувыркалась, кувыркалась, служила на задних лапках, а он умотал к другой! Сам, наверное, послужить хочет… Глебушек, апорт!»
Мара нервно расхохоталась, отирая мокрое лицо.
«И что, позволю ему вот так запросто уйти? — размышляла Мара. — А что делать? Бороться, как говорят эти курицы, защищать свою любовь? Интересно, я хоть его люблю?»
Мара задумалась. Перспектива остаться одной ее очень пугала; холодная постель, одинокие вечера и пустой дом, где никто не ждет. И стучащийся в виски вопрос, полный растерянности: а что дальше? И очередной мучительный поиск мужчины, такого, как Глеб
— самостоятельного, обеспеченного, умного, с высшим образованием — чтоб не стыдно было показать друзьям.
«Ну уж не-ет, — подумала Мара злорадно, ощутив прилив решительного протеста. — Так просто я тебя никому не отдам! Вадька; завтра к Вадьке схожу. Он наверняка все знает. Я вытрясу из него имя этой сучки и выдерну ей все ее крашеные патлы! Она у меня забудет, как на чужих мужиков прыгать…»
Всю ночь, прислушиваясь к сонной тишине, Мара строила планы по устранению соперницы, полные решительного азарта, и забылась сном лишь под утро, когда серый рассвет уже брезжил сквозь шторы, и проснулась когда в пустой и тихой квартире оглушительно щелкнул дверной замок.
Глеб ушел на работу.
Вот так просто — не поговорив, ни слова вообще ей не сказав. Собрался и ушел.
На мгновение Мара снова ощутила горькое отчаяние, страшное и безнадежное, но она решительно отмела прочь сопли и слюни. Не-ет, так просто она не сдастся!