Руки Вадима втиснулись меж мягких бедер женщины, раздвигая их и освобождая себе дорогу к заветной цели. В памяти, все еще утопающей в алкогольных парах, всплыло яркое, острое воспоминание о непередаваемом наслаждении, о сумасшедшей страстной возне, о трахальне — о да! — которую можно сравнить, елки, с работой отбойного молотка, да, вон до сих пор бедра горят.
— Славно вчера размялись, — пробормотал Вадим, прижимаясь губами и носом к спине спящей женщине и таки находя вожделенную — жаркую и узкую, — дырку у нее меж ног. — Господи, как хорошо.
Он толкнулся раз, второй, входя в узкое лоно, не готовое к его ласкам. Спящая протестующе заворчала, попыталась оттолкнуть его, но Вадим навалился на нее всем телом, прижимая к постели, и все сильнее толкаясь в ее тело, обмирая от острого удовольствия. Чтобы загладить свою вину перед подругой, которую нахально взял практически насухую, сладострастно прижался ртом к ее подрагивающей спине, едва не постанывая от удовольствия. Господи, какое тело! Какая сочная девчонка! Запустил руку под ее грудь и с удовлетворенным вздохом сжал полную округлость. О-о-о, я в раю…
— Вот ты похотливый кобель ненасытный! — зарычала под ним женщина, виляя задом, стараясь скинуть с себя Вадима, и того словно кипятком облили.
— Да ну нахер! — взревел он испуганно, подлетев так, словно под животом у него граната взорвалась.
В его постели, сонно щуря злые глаза, лежала Мара — и между ними все было. И больше того.
— Твою мать! — заорала и Мара, проснувшись мгновенно и натягивая одеяло чуть не до ушей.
— Ты чо, совсем охренел?!
— Сама такая, — стыдливо прикрываясь подушкой и отыскивая трусы, парировал Вадим. — Между прочим, это моя постель. Так что это кто из нас охренел.
Подленькая память угодливо начала рисовать картины вчерашнего, и Вадим отчетливо вспомнил, как вечером застал Мару в кабинете у Глеба. Та сидела, икая от слез, вытирая мокрое лицо сотой по счету салфеткой, и вид у нее был несчастный.
— Не пришел домой ночева-ать, — провыла Мара, некрасиво кривя рот и шмыгая красным носом. — И на звонки не отвечает. Сказал, что все-е-е. между нами-и-и. и молчит!
Она замотала черноволосой головой и разрыдалась совсем как девчонка, отчаянно и горько.
— Дура, — стонала она, шмыгая сопливым носом, — какая же я дура. все говорила — «гуляй, котик, я за тобой бегать не стану!».
— Он и загулял, — подвел итог Вадима, рассматривая Мару, чуть сдвину очки на кончик носа.
— Иэх, Мара! Разве можно такие вещи людям говорить? Любой человек, даже неандерталец, хочет чувствовать себя нужным.