Мара и Вадим целовались.
Мужчина тискал Мару так одержимо, так откровенно и с таким нескрываемым удовольствием, как следует прижав ее к стене, что у Пал Саныча невольно ожило кое-что в штанах.
И в голове — в голове тоже ожило, зашевелилось, защелкало.
«А Чудовищу не понравится, что зам его подругу оприходовал — а он ее сейчас оприходует!
— подумал Пал Саныч с долей тоски. — Вот и прощай, зам.»
* * *
В воскресенье утром Олечка проснулась одна. Вечером они с Глебом уснули на диване, тесно обнявшись, а утром его уже не было. Олечка, голышом ворочаясь под шерстяным пледом, приходя в себя после сновидений, еле сообразила, что ее любовника нет рядом с ней. Но она не успела ни расстроиться, ни тем более расплакаться. На журнальном столике, торча, как домик в степи, была оставлена записка, написанная на листе, сложенном пополам.
«Я скоро вернусь!»
От этих трех простых слов бросило в жар, она подскочила, хихикая, лихорадочно соображая
— а давно ли Глеб ушел? Наверное, нужно приготовить завтрак? А что он ест? Будет ли жареную картошку с грибами? Или надо что-то солиднее, приличнее?
Олечка поспешно поднялась, убрала диван. Так же поспешно накинула на голое тело тонкий шелковый халатик, потуже его запахнув и завязав покрепче поясок.
Пока она молола кофе в деревянной кофемолке, зазвонил, нетерпеливо возясь на столе, телефон.
— Ало! — Ольга не слышала своего голоса. Ухватив трубку, она чувствовала только бешенные удары сердца, и лишь потом различила голос Глеба.
— Не спишь уже? — весело, озорно произнес он, и девушка покраснела, голос ее осип.
— Нет, — пискнула она застенчиво, и Глеб рассмеялся, уловив ее смущение.
— Я сейчас приеду, сладкая моя, — выдохнул он в трубку так интимно, что Олечка с жалобным стоном сжала коленки, чувствуя, как ее снова охватывает возбуждение. — Жди.
Легко сказать — жди!
Олечка успела протереть пыль, до блеска отполировать столешню журнального столика и сварить кофе так, как умела только она; Вадим после ее кофе просыпался, даже после самой отчаянной и самой бессонной ночи, и принимался работать так воодушевленно, будто в нем открывался тайник с резервной порцией энергии…
А Глеба все не было.
Прикорнув на диване, пальцем повторяя узор, змеящийся по обивке, Олечка настороженно вслушивалась в звуки дома, живущего свой размеренной воскресной жизнью, и ей казалось, что время тянется невероятно долго.
Олечка подумала, что задремала; иначе как объяснить, что холодные ладони обняли ее внезапно, заставив взвизгнуть, а холодные губы прижались к ее губам, и прежде, чем девушка сообразила, где она и с кем, Глеб, прижимаясь к ее теплому телу, как-то необычайно ловко извлек ее из халата, стащил чувственный шелк. И Олечка зашлась в стонах от бессовестных ладоней мужчины, жадно оглаживающих ее трепещущее тело.