Так могла напачкать Мара — она иногда делала это нарочно, из вредности, — но след был явно от мужского ботинка.
Глеб зажег свет, огляделся — все, вроде, было на своих местах, нетронуто, и в целом царил обычный порядок, но…
Ограбили?
Нет, не похоже. Кроме одного этого следа ничего больше не выдавало чужого присутствия. Глеб поспешно разделся, прошел по комнатам — никого. Все на своих местах. Открыл дверь в кабинет — сейф стоял на столе, нетронутый.
— Да ну, бред, — пробормотал Глеб.
Обойдя еще раз квартиру и не обнаружив ни единой пропажи, Глеб как будто успокоился. Тупая тревога отступила, Глеб тряхнул головой, прогоняя прочь дурные мысли.
— Просто устал, — произнес он, пытаясь голосом отогнать нехорошее предчувствие.
Однако, в спальне его ждал еще один неприятный сюрприз.
Это было уже посерьезнее следа, который мог оставить кто угодно — например, служащий, проверяющий счетчики. Постель — она была смята, или заправлена небрежно, наспех, просто задернута покрывалом, словно тот, кто ее застилал, слишком торопился, или был занят — например, поцелуями.
Словно во сне, Глеб медленно-медленно обошел постель, которая теперь казалось ему горящим костром, грязной сточной ямой. Казалось бы, такая мелочь, но.
Чужую вещь, притаившуюся в уголке, он увидел сразу же, едва обогнул угол постели. Наверное, потому что уже давно и мучительно искал подтверждения своим страхам. Он протянул руку и поднял полосатый галстук, как ядовитую змею, как нечто заразное. Сомнения не было — это была именно чужая вещь. В его доме. В его квартире. В его постели.
От этих коротких, но таких страшно горьких мыслей на глаза навернулись слезы, Глеб рванул ворот, сглотнул ком, который на миг лишил его дыхания. Что?! Его Олечка?! Его мечта, его богиня — она с ним, получается?.. Из-за денег?.. Выгодная партия?.. Толстый кошелек, престиж?..
А с этим вот дешевым засранцем — Глеб, потрясенный, поднял аляпистую тряпку, рассматривая нелепые полоски, — по любви, выходит? Хватило нахальства притащить своего голодранца в его, Глеба квартиру, в его постель?! Похвастаться достатком, тем, какого жирного карася ухватила?
Его Олечка, его чистый ангел, его нежность, его любовь. Вот это она называла занятиями йогой? Уходила пораньше с работы, чтобы встретиться с этим вот?!..
— Да не может же быть такого! — зарычал он, яростно сжимая проклятую тряпку, чувствуя закипающие на ресницах слезы.
Но факты — вещь упрямая. Еще сегодня с утра этой тряпки не было на этом месте.
Внезапно вернулось то, далекое, забытое чувство — беспомощности и слабости. На миг Глеб вдруг снова ощутил себя нищим студентом, подрабатывающим в автомастерской, еле сводящим концы с концами, от которого уходит женщина потому, что он — неудачник. Не может дать ей того, что она желает — и не в перспективе, а сейчас, сию минуту. И он не может этого изменить, никак; только теперь ситуация оборачивалась с точностью наоборот. Он мог ей дать все — Олечкины запросы были скромные, похоже, она настолько не привыкла к деньгам, что сумочка была пределом ее мечтаний. И она брала то, что он ей давал… неужто действительно из-за денег?!