— О… мой зверь… — Жизель обожгла его волосы горячи дыханием. — Покажи все, на что способен, — и притянула к себе его лову, впилась ноготками в кожу головы.
Рука Армана скользнула дальше к лону, в складочки, где было до одури влажно, запах желания, заставил порвать зверя остатки сдерживающих его цепей. Он придавил ее к стене еще сильнее, заглянул в глаза, в них читался не прикрытый вызов. Сдавил ей горло:
— Так ты хочешь? Этого добивалась? — прорычал в губы.
— Не только, — наглый взгляд скользнул по его телу, проворные ручки, уже расстегивали ширинку, высвобождая член. Она сдавила его у основания, одной рукой, второй нежно дразня головку. Она словно ощущала, как и где надавить, где приласкать, чтобы полностью взять его под контроль. Жизель приручала его плоть, укрощала его самого, но сейчас Арман хотел лишь обладать.
— Там на тумбочке презерватив, — прошептала, обводя остреньким кончикам языка ушную раковину.
Художник за долю секунды метнулся туда и обратно. Надел резинку дрожащими руками, глаза налились кровью, от желания вонзиться в ее тело. Вжав ее в стену, он припал к припухшим губам, Жизель обвила его ногами, и член легко проскользнул внутрь. Там было так влажно, умопомрачительно тесно. Арман захрипел, и начал вонзать с девушку с несвойственным ему остервенением. Быстрые толчки, каждый был глубже, сильнее, острее, хотелось наполнить ее всю до отказа, пробраться к нутро, пронзить собой.
Каждый ее хрип, заставлял вены члена набухать ее сильнее, кровь кипела, обжигала. Ногти Жизель царапали его спину, кажется, пробирались до мяса, и это срывало крышу полностью. Художник кусал ее шею, оставляя свои отметины, и зверь внутри ликовал, он отмечал свою самку, теперь она принадлежит ему.
Когда ее лоно стало бешено сокращаться от нахлынувшего оргазма, когда в сапфировых глазах вспыхнули звезды, а губы судорожно хватали ртом воздух, Арман с рыком кончил, выливая свое семя, сжимая ее ягодицы до синяков, не контролируя себя, не видя ничего, охваченный диким первобытным наслаждением.
Когда первая волна удовольствия спала, и художник наконец смог разжать руки и оторваться от Жизель. Он осознал, что уже хочет снова. Он не насытился, а лишь распалил голод. Она разожгла в нем зверскую, ненасытную, одержимую жажду.
Словно прочитав его мысли, Жизель, промурлыкала:
— Мне понравилось… тут у тебя… пожалуй останусь, — она даже не спрашивала. Просто констатировала факт. Прошла мимо покачивая бедрами, направилась в ванную, остановившись у дверей, поманила его пальчиком, — Пошли в душ, мой зверь…