Художник сделал несколько шагов в сторону того, что было ограждено желтыми лентами. На полу с ножом в сердце в маленькой луже крови лежало тело. Определить кто это он не смог и со второго взгляда. И не хотел знать, не хотел разглядывать.
— Габи… объясни? — к своему стыду, он действительно хотел сбежать. А еще лучше навсегда забыть увиденное.
Тело было старческим, иссушенным, сморщенным, и при этом одето в короткую юбочку и очень откровенную блузочку. Кощунственное сочетание. Он никогда прежде не видел настолько сморщенного, обезображенного лица. Даже старость не способна сотворить подобное с человеком.
От тела исходил запах ужаса, словно даже труп до сих пор не верил, что с ним сотворили подобное.
— Не узнал?
— Издеваешься? — ее новая пренебрежительная манера разговора в данной ситуации бесила до невозможности.
— Твоя студентка, Оливия.
— Что? Ты в своем уме… она… нет… невозможно… — Арман запинался, мысли путались.
— Это она. Кровь под ней, подозреваю не ее. Как было с Лотером. Экспертиза установила, что кровь пацану не принадлежит. Но с Оливией будем еще выяснять, — Габи подошла ближе, наклонилась, и стала вглядываться в иссушенное нечто, бывшее еще вчера молодой и привлекательной девочкой.
— Как она могла превратиться в это? Есть… предположения? — Арман все еще не верил глазам. Он был склонен думать, что это галлюцинации, вызванные вчерашним чрезмерным употреблением алкоголя.
— Пока не знаю. Но узнаю. Будь уверен, — Габи повернула голову и уставилась на него, в глазах нечто темное, злое, чужое. — А где твоя девка? Где она была сегодня ночью в момент убийства?
— Что за бред. Жизель бы никогда…
— По моим сведениям, накануне между девицами была драка, — он включила голос копа, строгий, безэмоциональный, сухой.
— Подумаешь, повздорили. Это не объясняет вот этого, — он ткнул пальцем в иссушенный труп. — Ты сама не знаешь, как это вообще могло произойти! Это не просто убийство, Габи. И не приплетай сюда Жизель.
— Я и разбираюсь. И мне необходимо ее допросить. Так, где она, Арман? — глаза лихорадочно заблестели.
— Она была со мной этой ночью! — художник выпалил первое, что пришло в голову. Потребность защитить ее стояла превыше всего.
— Врешь! — губы искривила злорадная ухмылка. — Как утверждает твой друг, твоя мадам вчера помахала тебе ручкой, и упорхнула с каким-то мужиком в неизвестном направлении.
Арман покраснел, даже не видя себя, он чувствовал, что стал краснее помидора. Внутри его раздирал стыд, унижение. Он ощущал себя растоптанным, как тогда много лет назад, предмет насмешек и издевательств в школе. Все, что он так долго прятал в себе, пытался вытравить, сейчас всплывало на поверхность.