— Легран, вы замужем? — друг заполнил неловкую паузу. — Как всегда полны сюрпризов, — он старался говорить в своей обычной шутливой манере.
— Да… — она смотрела только на Армана, глазами пытаясь, что сказать. Если бы художник прислушался, то наверняка бы услышал. Но мир почернел, волна безысходности уносила его в бездны отчаяния. Это был удар, забравший все силы, уничтоживший его.
И ко всему этому примешивался страх. Жуткий, порабощающий, ощущение словно червяки заползают под кожу, холодные, слизкие. И чем дольше Ноэ смотрел на художника, тем он больше ослабевал. Хотелось заползти под плинтус, спрятаться ото всех и там дрожать от страха. Страх вместе с разрушающей болью — с этим невозможно справится. Неведомая сила уничтожала, ломала личность.
Ноэ продолжал смотреть на него мертвыми светло-голубыми глазами. Еще немного и Арман рухнул бы на землю, до безумства оставалось полшага. Ужасающие глаза крали его разум.
Жизель резко потянула своего спутника на себя. Взяла за лицо, и заставила посмотреть на себя. Она замерли, друг напротив друга. Ни одной эмоции на лицах, и меж тем воздух стал таким тяжелым и разгоряченным, что обжигал легкие. Шла невидимая перепалка. Настолько острая, что даже у Габи и Фабьена на лбах выступила испарина. Они дышали прерывисто, рвано. И никто был не в силах уйти. Они все буквально приросли к полу, удерживаемые неведомой силой.
— Мы пойдем, полюбуемся работами нашего гения. Была рада, встрече, — Жизель потянула за руку Ноэ, и они прошли на выставку.
Троица еще несколько минут так и продолжала ошарашено стоять, сохраняя безмолвие.
Арман поднял голову, посмотрел на друзей, стало еще больнее от их сочувствующих взглядов. Он снова ощутил себя червяком, беспомощным, жалким. Тот неуверенный, забитый мальчишка вернулся. Вместе с его комплексами, страхами. Смысл жизни ускользал сквозь пальцы.
Пошатнувшись, художник повернулся и не сказав ни слова пошел в зал. С каким-то непонятным мазохизмом он вновь искал ее. Смотрел, как Жизель под руку с этим, переходит от картины к картине. Они останавливались у полотен, долго разглядывали, обменивались взглядами. Иногда Ноэ поднимал руку и стоял, превратившись в изваяние. В такие моменты Арману казалось — мрачный ублюдок крадет энергию из холстов. Он обворовывает его самого, пожирает душу. Скоро от него ничего не останется. Все чего он добился, к чему стремился, заберет себе Ноэ. Так же просто, как он присвоил себе его музу.