Взрыв был такой громкий, что после него я не слышала ничего, кроме давящей тишины. Я думала, что навсегда оглохла, и только биение сердца громко отдавалось в ушах. Вокруг было столько были, что никого вокруг было не видно. А может я еще и ослепла в придачу? Нет, все в порядке, я вижу свои руки.
Ко мне постепенно возвращалась способность распознавать звуки, но лучше бы это произошло позже, потому что тогда я не слышала бы, как позорно профессор отчитывает нас с Робином.
— Кто из вас это сотворил?! Как можно было закинуть свежий папоротник, да еще и в кипящее зелье?!
Лэр Линквард был в ярости, о чем говорили его раздувающиеся ноздри и горящие глаза.
— Я же говорил, что зелье необходимо остудить, прежде, чем бросать папоротник? Говорил?! Разумеется, говорил! Только вы не слушали! Посмотрите теперь на ущерб, причиненный моей аудитории! Маленькие вандалы!
Пыль осела и ничего не мешало нам увидеть зияющую дыру в стене аудитории, через которую на нас смотрело несколько десятков пар глаз из соседнего помещения.
— К ректору, оба! Немедленно! — почти истерично заверещал лэр Линквард, повысив свой и без того тоненький голосок.
Потупив взгляд, мы с Робином встали и поплелись за профессором. Я даже не стала переводить взгляд на Ханта, потому что мне было стыдно. Уверена, он бы не осудил, но я так опозорилась, что мне не хотелось видеть даже сочувствия.
Профессор злобно бубнил себе под нос какие-то ругательства в наш адрес, а мы с Робином просто продолжали идти следом, стараясь при этом не отставать.
Надо было сразу сказать профессору, что не готовы, получили бы неуд, да исправили бы за неделю, а я слишком понадеялась на свои знания и в итоге подставила не только себя, но и Робина. Как же мне стыдно! Я полностью признаю свою вину и Роби здесь не причем.
Именно это я и скажу ректору.
Поднявшись по самой обычной лестнице на половинку этажа, да именно на половинку, потолки в академии были очень высокими, поэтому второй этаж располагался гораздо выше, чем кабинет ректора, он странным образом находился где-то посередине. Лестница не была винтовой, как обычно в академиях, не была движущейся, это были самые обычные ступени. Меня это немного удивило, ведь ректор мог и получше себе кабинет выбрать.
Однако я взяла слова обратно, когда вошла внутрь. Кабинет был поистине шикарен. Обивка кресел и дивана в приемной ректора была на вид плюшевой и невозможно мягкой. Оформлено все было в бело — синих тонах. Забавно, а я и не задумывалась о том, что ректор из воздушников: мантия у него не такая, как у всех и эмблема академии имеет четыре цвета, а не один, как, опять же, у всех.