Курион никогда не писал мне про Фульвию, но подразумевалось, что она с Клодием. Впрочем, с кем еще ей было быть? Думаю, соврав о нас (сильно ли?) Фульвия совершила чуть ли ни единственный поступок, о котором пожалела в жизни. И, наверное, для нее все сложилось хорошо. Я уехал и увез с собой ее любовь. На самом деле, Фульвия не могла позволить себе развестись с народным трибуном Клодием, стремительно делавшим свою головокружительную карьеру, и выйти замуж за меня.
Кем я, строго говоря, являлся?
Я был сам не свой, и хотя с учебой у меня все оставалось прекрасно, я не мог найти себе места. Впрочем, разве это не вечная проблема великолепного Марка Антония?
Все стало мне скучно, даже выпивка. Фульвия была уже не моя, я это чувствовал, а потом мне написала письмо мама с последними новостями, включая одну небезынтересную — Фульвия беременна, и скоро родит Клодию второго ребенка. Сказать, что я расстроился, это мало что сказать. Я убивался так, что едва не убился окончательно. Как-то пьяный свалился с моста и едва не утонул. Вместо того, чтобы бороться с течением, я глядел в угасающее ночное небо, и думал, что ничего в этой жизни полезного и внятного не сделал, и все было зря. Но разве могло оно затеваться только для того, чтобы я пьяный упал с моста в бурные воды и умер вот так вот? Эта мысль меня отрезвила и, в последний момент, я все-таки спохватился, сумел выбраться на берег и долго лежал на прекрасной греческой земле, дыша прекрасным греческим воздухом.
Потом я впервые в жизни жестоко заболел, лихорадка терзала меня две недели, и я не думал, что справлюсь с ней, надиктовал прощальные письма вам с мамой и Антонии, но так и не успел их отправить, потому что одним прекрасным утром мне вдруг резко стало лучше. Тоска и боль отступили вместе, и из темноты я вышел на свет с желанием что-то делать и как-то жить.
Настроение мое тоже улучшилось, и вместо того, чтобы писать вам письма о том, как я умираю здесь, на чужой земле, я написал дядьке.
"Гаю Антонию Гибриде, от племянника и зятя.
Твои деньги будут в сохранности, мой дорогой, если ты придумаешь, чем меня занять. Умоляю, дай мне что угодно, лишь бы это заняло мой пытливый ум и сильные руки. Я более не гибну и готов действовать, как никогда.
Будь здоров!"
Вскоре пришел ответ.
"Марку Антонию, паскудному прожигателю своей жалкой жизни.
Наконец, дорогой племянник, ты решил заняться чем-то реальным и значимым. В этой жизни у мужчины есть только один достойный путь — это война. У меня для тебя интересное предложение. Авл Габиний, чей отец был другом твоего деда, извещен о твоем желании что-либо делать, и он с тобой свяжется в ближайшее время, недавно Габиний как раз отправился в Грецию. Как проконсул Сирии, он собирается навести порядок с этими ебаными жидами.