Каким роскошным было здесь все, я ворочался на своей постели под балдахином, защищавшем меня от навязчивых насекомых, и не мог уснуть от духоты благовоний, которыми все здесь окуривали (тоже от насекомых). Над изголовьем моей постели какой-то птицемордый бог держал красное солнце, и это меня пугало, будто я был ребенком, слишком напоенным впечатлениями. Не выходила у меня из головы и Береника с ее нежной красотой диковинной птички. И прикосновение ее тонких золотистых пальчиков к красным губам.
Луций, родной мой, как я страдал от того, что не сумел ей помочь. Завтра голова этого очаровательного создания должна была расстаться с хрупким, стройным телом.
Но мне, наконец, удалось задремать. Казалось, меня разбудили почти сразу.
— Царевна Береника послала меня, — сказала морщинистая женщина, чьей иссушенное солнцем, темное лицо перед моим носом так меня испугало, что я едва ее не ударил.
— Чего? — спросил я, спросонья не совсем уразумев, что мне говорят по-гречески.
— Она просила меня привести тебя навестить ее. Царевна Береника.
— Навестить? — спросил я.
Дурочка, тебе больше не разрешено водить гостей.
— Я проведу тебя к ней, если ты согласен.
Это было опасно. Сложно представить, что сделал бы со мной Птолемей, если бы заподозрил в измене, и, кто знает, что подумал бы Габиний, и встал бы ли он на мою защиту. В ту ночь я очень приблизился к смерти, но как я мог отказать Беренике в свидании, тем более, что она была так прекрасна?
И ей наверняка нужен был друг в эту страшную ночь.
Меня провели в ее покои через пыльный тайный ход. Это была длинная, узкая кишка, которая вела из коридора (вход располагался за одной из статуй) в дальнюю комнату. Если я мог туда проникнуть, то почему бы ей не попытаться сбежать? Покинуть сам дворец, думаю, было неизмеримо сложнее, но, возможно, реально.
Может, она отчаялась или сдалась, может, не додумалась. Но, скорее всего, ей не у кого было просить помощи, и она оказалась в полном одиночестве.
Когда мы говорили о тебе, Луций, моя детка тоже поделилась со мной своей болью. Она предложила Беренике попробовать сбежать, на что та спросила:
— Ты поможешь мне?
Моя детка не решилась. И корила себя за это всю жизнь.
Покои Береники были просторные, расписанные синим и золотым. На огромной кровати Береника лежала, раскинув руки. Когда я вошел, чихая от пыли, она приподнялась на колени и приложила палец к губам.
— Тише, пожалуйста, — сказала она. — Не привлекай внимания.
На ней было красивое, легкое бирюзовое платье и полный комплект драгоценностей, длинные сережки оттягивали ушки. Они изображали золотых птиц с раскрытыми крыльями, обнимавших кружочки из лазурита. В волосах ее тоже болтались драгоценные камни. То есть, теперь я понимаю, на Беренике был парик, но он сидел так крепко и хорошо, что я об этом не догадался.