Береника поманила меня к себе двумя руками, браслеты украшенные синей эмалью, поблескивали в полутьме.
— Здравствуй, — прошептала она. — Ты пытался мне помочь, я это оценила. Как тебя зовут?
— Марк Антоний, — ответил я.
— Римские имена такие странные. Отрывистые и резкие.
— Ты прелестное создание, — сказал я. Береника облизнула губы.
— Благодарю, — сказала она, польщенная и такая радостная, словно это не последняя ночь в ее жизни. — Но почему ты пытался мне помочь? Я совсем-совсем не поняла тебя, Марк Антоний.
— Твой муж, Архелай, был моим другом. Недолго, но был, — ответил я.
— Правда? — спросила она. — Архелай был очень мил. Предыдущего своего жениха я задушила.
— Сама? — тихонько засмеялся я.
— Нет. Но я велела это сделать.
От нее пахло чем-то диковинным и душным, почти как в моей комнате, но еще острее. Я подошел к кровати, и Береника спустила ноги на пол, стала разглядывать меня.
Мне всегда нравились только победители, но здесь мои симпатии встали на сторону побежденной.
— Мне так страшно умирать, — сказала она доверительно. — Не могу думать об этом. Ты был так добр ко мне.
Я сказал:
— Если бы я мог тебе помочь…
— Ты можешь, — прервала она меня. — Ты можешь помочь мне, Марк Антоний.
Я подумал, что она попросит меня тайно вывести ее или еще что-нибудь в этом роде, но Береника принялась гладить меня по животу.
Я истосковался по женщине, которая ляжет под меня добровольно, без криков о милосердии и о деньгах. Не было нужды просить меня два раза.
Как ты понимаешь, никогда прежде у меня еще не было царицы, пусть и бывшей, и само это чувство — обладание чем-то столько ценным, возносило меня на небеса. Она не издавала ни звука, и я тоже, мы делали все тихо-тихо, только в самом конце я не смог удержаться от радостного смеха, и Береника ладошкой зажала мне рот. Ее кровать была такая большая и просторная, удобная для того, чтобы хорошенько исследовать царицу-царевну Беренику.
Когда мы закончили, она, тяжело дыша, прижала руку к вспотевшей полной груди и ущипнула себя за темный сосок.
— Да, — сказала Береника. — Так намного лучше.
На ней были только украшения и больше ничего. Я рассматривал их причудливые формы и гладил Беренику по бедру.
Она сказала:
— Ужасно думать, что мою голову покажут всем этим неумытым людям, и они будут смеяться над ней. Они грубы и плохо пахнут. Они могут плюнуть мне в глаза. Хотя мои глаза все равно не будут видеть.
Пот блестел на всем ее теле и причудливо смешивался с запахом благовоний.
— После смерти я стану богиней, — сказала Береника, повернувшись ко мне. — Я уже богиня, но после смерти произойдет воплощение. Ты делал любовь с богиней.