— Мама не любит дядьку, — сказал Гай невнятно, а потом укусил мою ладонь.
— Спасибо, придурок. Да, мама не любит дядьку.
— Но жирного друга она тоже не любит.
— Кто знает, ребята, может, у него прекрасная и возвышенная душа. Мы его еще не видели.
Ты сказал:
— Пойдем-ка послушаем их.
Но я схватил тебя за плечо, милый друг, и сказал:
— Нет, мы не будем совать свои любопытные носы, куда не просят. Пусть наша судьба решится так.
— Я не хочу, чтобы моя судьба была связана с новым отцом, — сказал Гай. — Пусть хоть он будет сам Геркулес, я убью его.
Сказал с тем, знаешь ли, пафосом, на который способны только совсем маленькие дети, у которых все всерьез.
— Какой ты злодей, — засмеялся я. — Ладно, давайте-ка во что-нибудь поиграем.
Честно говоря, я склонялся к тому, что у Луция Цезаря нет жирных друзей, слишком уж он добродетельный, и, наверное, друзья его предпочитают умеренность во всем. Кто же, кто же, кто же.
Мы с Эротом даже целый список предполагаемых женихов матери составили (вам я его не показал, вы и слышать ничего не хотели).
Через пару недель Луций Цезарь пришел с дядькой, держались они друг с другом натянуто, и мать, организовав обед, оставила их вдвоем. Они что-то там обсудили, а мама сидела с нами и читала вслух стихи греческих поэтов. Я делал вид, что слушаю, но меня куда больше занимало, что дядька явно разговаривает с Луцием Цезарем на повышенных тонах.
Наконец, я услышал:
— Но это невозможно!
Луций Цезарь ответил что-то, что не утешило дядьку. Собираясь уезжать, он по очереди прижал нас к себе, потом долго смотрел на маму, но никому ничего не сказал. Луций Цезарь едва заметно кивнул маме и спросил, нет у ли нее воды с медом, от долгой беседы у него заболело горло.
А на следующий день мамин жених приехал познакомиться.
Мама ничего нам не говорила, так что, сказать, что мы обалдели, значит, ничего не сказать. Я ожидал, что мама согласится выйти даже за достаточно богатого вольноотпущенника. Ожидал человека уродливого или злобного, из тех, что вынуждены покупать жену исключительно за деньги.
Но к нам приехал Публий Корнелий Лентул Сура, и само имя это внушало почтение и трепет, а кроме того, ты же помнишь, что в том году он был консулом. Конечно, безобразие быстро закончилось, и уже в следующем году его погнали из сената за "испорченность", не совместимую с деятельностью государственного служащего и патриота (иными словами за трату денег республики на чуждых нам политически сирийских и греческих проституток). Кто знает, если бы Публий выбрал отечественных дев, как двинулась бы история?