— Я не знаю, — ответил он, нахмурив густые брови. — Без понятия.
Я толкнул его в плечо.
— Продолжаю свой вопрос.
— Повторяю свой вопрос, — поправил он меня машинально.
— Не умничай, — сказал я, жмурясь от совсем нежного утреннего синего света. Где мы, сказать нельзя никак, решил я, превозмогая леность мозга. Просто тихая сонная улочка, на которой и праздник давно улегся. И время — тонкая перепонка между ночью и утром. Где-то бесконечно далеко разносились пьяные, радостные голоса, но не здесь.
Тихо, подумал я, будет еще долго. Сатурналии — никому не надо на работу, люди только улеглись спать, и мы можем стоять одни еще долго, и никто не прояснит для нас ситуацию.
Парень сказал:
— Я — Гай.
— Отлично, — ответил я. — Теперь понятно, это все упрощает.
Он снова нахмурился, пошевелил бровями, напрягая разум.
— Гай Скрибоний Курион, — сказал он. — С очевидностью. А ты кто?
— Марк Антоний, — ответил я. — Великолепный, если что.
— Это твой когномен? Как Помпей Великий?
— Да, — сказал я машинально.
— Тогда почему я не знаю Антониев с таким прозвищем?
— Потому что ты идиот. Ты вообще хоть кого-нибудь знаешь?
— Да, — сказал Курион. — Маму твою.
И я ему вмазал.
— Моя мама — честная женщина, — сказал я, стоя над ним. Он легко повалился и утирал кровоточащий нос.
— Я такой пьяный, — сказал он. — Что мне даже не больно. А что мы с тобой пели? Я не могу не допеть песню, если начал ее петь. Меня прямо дрожь берет от этой мысли.
Я помог ему подняться и сказал.
— А я откуда знаю? Я вообще ничего не помню.
— Да, — сказал Курион. — Знакомая проблема. Откуда я тебя знаю?
— А ты меня и не знаешь.
— Гай Скрибоний Курион. Очень приятно.
— Марк Антоний, — сказал я, не совсем понимая, сколько раз мы уже представились друг другу. Если учитывать наше первое, трезвое или относительно трезвое, знакомство, то как минимум трижды.
Курион сказал:
— Ну теперь, когда мы знакомы, разреши мне спросить: где я?
— Хрен ли я знаю, — ответил я весело. — Пошли, со временем разберемся.
Я отряхнул его, он в процессе едва не упал снова, как очень плохо сделанная, неустойчивая статуя. Курион сказал:
— Крайне приятно видеть тебя в добром здравии.
Я сказал:
— Да ты гонишь.
Он сказал:
— Марк Антоний, пасынок Корнелия Лентула, который Сура, да?
— Ага, — сказал я, едва удержавшись от пьяных слез.
— Все говорят, что ты — долбоеб.
Тут я засмеялся.
— А про тебя я вообще не слышал.
— Ужасно, — сказал Курион, действительно раздосадованный.
— Но я, по-моему, трахал твою сестру.
Курион задумался, потом весьма решительно покачал головой.
— У меня нет сестры. Это точно.