Вот только никакого коридора за аркой не было. Крохотное помещение было больше похоже на подсобку для хранения тряпок, ведер и швабр. Вольсхий стоял на расстоянии вытянутой руки, несмотря на то что я отдалилась от него по максимуму, вжавшись в закрывшуюся за мной арку.
— Что вы от меня хотите, монрес ректор? — попытка удержать самообладание трещала по швам, готовая вот-вот провалиться. — Я не… Ничего…
— Пытаешься бунт против меня поднять? Не ты ли надоумила любовничка? — по-хамски поинтересовался Вольсхий, склонившись к моему лицу. — А я-то уж думал, что ты весь задор за шесть лет спокойствия потеряла. Раньше такая бойкая была. Смелая. Даже меня ограбить попыталась… недалеко, правда, ушла, но все же…
От того более жутко звучали его слова, что мы находились в кромешной темноте, не пропускающей ни лучика солнца. Хуже, что я не видела, сколько за его спиной клубилось тьмы некромантской силы. Из адептов никто не мог материализовать силу. Даже Сарон только недавно начал тренировки по материализации, неуспешные на начальном этапе.
— Оставь все, как было. Рейсланд. Пожалуйста, — умоляла я, потому как другой тон разговора он воспринимал исключительно как вызов. — Всего один год. и мы уйдем отсюда. Разве это так сложно? — уж за три сезона я придумаю, что делать с рабской печатью. По факту, уже знала, но не продумала, как это провернуть.
— Хорошо, — неожиданно согласился Вольсхий. Я не поверила своим ушам и оказалась права. Он совсем низко склонился, царапая дыханием левое ухо. — Покажешь на что способна на проверке и вот тогда поговорим. Отличишься в позитивную сторону, и я не только оставлю для тебя все. как есть. Еще и подсыплю какой-нибудь стипендии. Ты ведь никогда не сталкивалась со стипендиями? С такими маленькими и очень приятными поощрениями адептов за отличную учебу.
Денежное вознаграждение за отличную учебу? Дайте два! Вот только речи Вольсхого были сладки, как сахарный сироп, и наверняка заканчивались также быстро.
— Из-за самоуправства Мариона Разэла мои товарищи загремели в лазарет! Мы потеряли нашего общего друга! Семирский умер, и своей смертью спас тебя, Рейсланд.
Чем ближе нависала надо мной угроза (сейчас в буквальном смысле), тем лучше работал мой мозг. Я тут же вспомнила, как Вольсхий признался Разэлу. что чуть-чуть не погиб, если бы я не остановила его. Если бы я этого не сделала, то мы бы все погибли под землей, но озвучивать большинство мыслей не стоило. Нужно было давить Вольсхого, пока Марион Разэл где-то бегал и не мешал своей бестолковой и разрушительной для моих планов поддержкой.