— Это типа дворец? — едко поинтересовалась я.
— А ты во дворец собралась? Посмотри на себя.
Мы прошли внутрь, Карагач оставил меня у огромного зеркала в холле и ушёл распоряжаться. Я посмотрела на себя, как и было велено, и обомлела. Подняла руки, коснулась волос, не веря глазам своим. Нет, глаза не лгали, и зеркало тоже. Мои заметно отросшие уже волосы спутались неопрятными колтунами и висели вдоль лица грязными сосульками. Лицо в потеках подсохшей грязи, глаза опухшие, под ними мешки. Мех куртки местами обтерся, лоснился затертыми локтями и коленями, боже, да от меня пахло! Я не стремилась во дворец, я хотела назад, к Назару, даже если он мёртв, я не хотела думать о себе, я просто хотела, чтоб время тянулось как можно скорее. Но это…Я вызывала жгучее отвращение у самой себя, пожалуй, это первое такое яркое ощущение испытанное мной, с тех пор, как я спустилась с горы под конвоем.
— А где можно помыться? — робко, словно боясь своего голоса, спросила я.
— Иди за ней, она все скажет.
Толстая женщина в простом сером, но таком чистом платье поманила меня за собой. Мы зашли в комнату, пол которой выложен камнем. Горел большой камин, у него стоял глубокий таз, куда вереницей подносились и выливались ведра с водой. Наконец все вышли, остались только знакомая мне толстуха и молодая девочка.
— Раздевайтесь, — бросила мне толстуха. Я дрожащими от волнения пальцами сняла одежду, она кучкой осталась лежать на полу. Толстуха повернулась к помощнице, ткнула в мои вещи пальцем. — Сожги. Я не удивлюсь, если там вши.
Я утонула в красной волне стыда, мои вещи полетели в камин. Запахло паленым мехом. На мгновение мне стало грустно, ведь эти вещи своими руками мне шил Назар, а теперь и не осталось ничего от него, но толстуха быстро вернула меня с небес на землю. Грубо, не церемонясь, толкнула меня в сторону таза, я шагнула в обжигающе горячую воду и села. И поняла, насколько я замерзла, холод впитался в мои кости и не хотел покидать меня. Даже трясясь в повозке, я лишь куталась в тонкое одеяло, а в горах… Мысли снова вернулись к одиноко лежащему на снегу Назару, но от ушата горячей воды, что опрокинулся мне на голову, я неожиданно взвизгнула. Меня мыли и терли, намасливали волосы, пытаясь распутать колтуны, иногда щелкали страшных размеров ножницы, и прядь спутанных волос падала на пол. Наконец, сполоснув меня в нескольких водах, моё тело признали достаточно чистым.
Нырнув в неприметную в сумраке комнаты ещё одну дверь, мы оказались в просторной комнате, с очередным камином, похоже, здесь это основной способ согреть помещение. Помогало не очень, распаренная кожа покрылась мурашками. У высокой постели стояло кресло, перед ним стол. На нем какая-то еда, у меня не было сил вникать.