На ленских берегах (Переверзин) - страница 78

Хорошо! Но ведь я не знаю вашего заветного желания!

— А ты за меня пожелай то же, чего хотела бы сама получить от этой жизни, какой бы стороной она к нам сегодня ни обернулась!

— Тут Оксана Яковлевна, отлучившаяся по неотложным делам, как только пришли на алас, вернулась и, взяв Анатолия Петровича под руку, повела его на трибуну, где уже, выстроившись в ряд, чинно одетые, с сосредоточенными лицами стояли официальные гости: председатели местных советов, руководители различных предприятий, в том числе и торговых, всех близлежащих посёлков — Нюи, Солдыкеля и Турукты. Впереди них, почти у самого края трибуны, застыл, как изваяние, старейшина, который внутренне готовился проникновенной речью открыть Ысыах. Был он таких глубоко преклонных лет, что прямые волосы, выглядывавшие из-под невысокой соболиной шапки с красным суконным верхом, и на удивление длинная борода, ниспадающая к самому широкому кожаному поясу, украшенному светло-медными узорчатыми пластинками, своей сплошной сединой казались такими белыми, что невольно напоминали первый, самый чистый снег! Длинная рубаха по низу подола и бокам длинных рукавов была отделана беличьим мехом. На поясе в чёрных кожаных ножнах висел нож с берёзовой рукоятью.

— Как только Анатолий Петрович вбежал на трибуну, он приветственно поднял руки... Тотчас огромная толпа людей разных национальностей — якутов, немцев, татар, белорусов, украинцев, бурятов, русских, всех не перечесть! — унявшись, затихла. На аласе установилась такая глубокая тишина, что стал слышен лёгкий шелест листвы молодых берёз, посаженных у сэргэ. И тогда старейшина размеренно, словно подбирая каждое слово, важно заговорил. Уверенным голосом, невидимыми волнами прокатывавшимся над многочисленной толпой, с таким проникновением, так страстно, что даже люди, не знающие якутского языка, сосредоточили всё своё внимание на старейшине, пытаясь по выражению его напряжённого, сухого лица понять, о чем он говорил в своей торжественной речи, открывающей Ысыах. И когда он, окончив её, замолчал, они с благодарной силой захлопали в ладоши!

— Анатолий Петрович знал, что после старейшины слово предоставят ему. И получив его, он с почему-то вдруг часто-часто забившимся сердцем, как птица в ловчих силках, хотя вроде сильно и не волновался, но, видимо, от сознания, нет, не от важности ответственного поручения, а от любви к земле якутской, вскормившей его и окрылившей его дух неукротимой жаждой творить своё личное будущее, а значит, и всего народа, встал на место старейшины... В начале своего выступления он от имени председателя райисполкома поздравил наторских жителей с великим праздником. Отметил многие значительные трудовые успехи, которых рабочие бригады достигли в растениеводстве и в своём исконно родовом виде деятельности — животноводстве. Пожелал от всей души в Новом году добиться ещё больших производственных показателей, выразил большую надежду на перевыполнение государственного плана по заготовке грубых и сочных кормов на зиму, пожелал каждой семье достатка и здоровья. И когда всем показалось, что он закончил свою короткую речь, Анатолий Петрович без всяких пояснений, как само собой разумеющееся, начал проникновенно читать стихи, написанные по дороге на якутский Новый год, с каждой строчкой все раскаляя и раскаляя, словно горновое пламя поковочную сталь, вдохновенный голос: