Идёт буран по меткам крови,
бежит олень — и волки вслед...
Земли якутской нет суровей,
но и заветней — тоже нет.
Она — и дебри, и потоки,
весной сбегающие с гор.
Она растягивает сроки
зимы до самых летних пор...
На пять минут здесь больше в часе,
на сто здесь больше вьюжных дней,
коней здесь больше на аласе,
чем там, в степи, у вас коней...
Она гостей встречает щедро,
а бьёт — так со всего плеча...
Отдаст свои в алмазах недра
и золотой запас ручья.
Из глубины поднимет рыбу,
нальёт кумыс на торжествах...
И не растает мёрзлой глыбой
в горячих будущих веках.
Не суетой здесь каждый занят,
не мельтешеньем там и тут,
здесь люди времени не знают,
здесь люди вечностью живут!..
Чтение закончилось, многонациональная толпа, словно на ладони, видимая с площадки-трибуны, замерла... Анатолий Петрович уже даже начал жалеть о своем внерегламентном поступке, как вдруг толпа, словно снежный заряд, взорвалась бурными аплодисментами и дружными возгласами “Ура!” и “Айхал!” Сразу на душе сначала стало легче, а через мгновение её охватило ликование, ибо пришло осознание, что стихи, будто выпущенная метким лучником стрела, угодили в самое “яблочко” человеческого сердца! Анатолий Петрович несколько раз в знак благодарности низко поклонился и, уступая место другому оратору, хотел покинуть своих коллег, чтобы пойти к Марии, которую в самом начале чтения стихов он зоркими глазами отыскал в толпе, — она и теперь не сводила с него взгляда, — но Оксана Яковлевна, довольная успешным началом праздника, за рукав рубашки придержала его, строго сказав: “Подождите!..” И показала на трибунную лестницу.
По ней осторожно всходила одна из помощниц старейшины, симпатичная девушка, стройная, как осинка, обласканная солнечными лучами, в длинном ярко-голубом жакете и в светло-зелёной, цвета первой травы, книзу все больше расширяющейся юбке. Её смугловатое нежное лицо с чёрными-чёрными, как уголь, бровями, обрамлявшими вишнёвые миндалевидные глаза, выражало смущение и застенчивость. В тонких, приподнятых на высоту груди, руках, она держала искусно вырезанный из просушенной до светлого звона столетней берёзы чороон с ножками, напоминающими конские копытца, украшенный круговой узорчатой резьбой. Анатолий Петрович понял, что в нем кумыс, напиток якутских богатырей, и когда девушка вручила ему удивительный, не столько питьевой, сколько культурный чудный предмет национального искусства, он сделал несколько больших глотков и, помня якутский церемониальный обычай, передал чороон стоявшему рядом старейшине, чтобы он, пустив его “по кругу”, предоставил возможность каждому из находившихся на трибуне ответственных гостей испить благородный напиток.