Я снова сел на пол, теперь уже в кабинете. На самое дно, как сказал Лекс. Что бы я не сделал, она никогда меня не простит. За шесть лет не простила обидные слова, сказанные глупым мальчишкой на выпускном, а то, что я сотворил с ней сегодня, Аня не переступит вовек.
Она права, я сволочь. Эгоист, зациклившийся только на собственных желаниях. И таким был всегда, чего уж тут. Просто раньше не было преград, и то, чего я хотел, всегда само шло в руки. Но стоило чему-то пойти не так, и я крупно облажался.
Что же я сотворил с тобой, Фенек? И как мне жить теперь с этим? Что делать?
35
Не знаю, сколько раз я отключался и сколько раз потом, едва продрав глаза, снова тянулся к бутылке. Пытался не думать, забыться, не вспоминать её побелевшие сжатые губы, выбить из башки слова, смысл которых дошёл только потом: «Не надо, Рома, я не хочу». Не хочу. Она не хотела, а мне было плевать. Я слышал только шум собственной крови в ушах. Мразь.
В таком состоянии, сидящего у стены на полу в кабинете, меня и нашёл отец.
— Роман, сынок, что случилось? Ты не пришёл на презентацию, а ты бы её не пропустил.
Да, точно. Презентация. Вот же дерьмо.
— Прости, пап.
— Рома? — отец присел рядом, оттолкнув в сторону пустую бутылку. Надо же, он почти не расплывался перед глазами. — Какого чёрта? Что произошло?!
Отец встряхнул меня за плечи, прикоснулся к разбитому носу. Он выглядел обеспокоенно, переживал, что его любимое и единственное чадо обидели. Так надо развеять его сомнения.
— Пап, — горло саднило так, что пришлось откашляться. — Твой сын — дерьмо.
Я поднял глаза и посмотрел в отцовские. Словно обжёгся, представив, какое разочарование вызовет в них правда.
Прямо в дорогущем костюме, отец сел на пол напротив меня. Родительские глаза горели тревогой.
— Я слушаю, сын. Рассказывай.
Он делал так всегда, когда я был маленьким, когда был подростком. Родители любили меня, и, несмотря на занятость, всегда находили для меня время. Грех жаловаться. В отличие от многих моих друзей, я мог этим похвастаться. Отец был моим другом и наставником, всегда старался не осудить, а направить. Я без страха сознался ему в четырнадцать, что попробовал шмаль, когда меня рвало в ванной. Поздатыльников, конечно, отгрёб, но без зверств. И я подвёл тебя, папа. По-настоящему.
— Аня. Моя помощница.
— Так, — нахмурился отец. — Внучка профессора. Хорошая, способная девочка. Рома, только не говори, что ты…
— Влюбился, пап. А ещё я изнасиловал её вчера.
Выстрел достиг отцовской груди, и я услышал сдавленных вздох.
— Господи, — отец уткнулся лбом в кулак. Его голос прозвучал хрипло и приглушённо. — Господи, Рома…