"ВРИО царя".
- Вольно, старший лейтенант, - разрешил я, - Пацаны, я домой еду!
Крик раздался такой, какой можно услышать на военном параде на Красной Площади, когда Министр Обороны поздравляет батальоны:
- А-а-а-а-а!!! Сэмэн домой едет!
Вещей у меня - четыре КАМАЗа. Два года я только тем и занимался, что накапливал личные вещи.
Дембельский дипломат.
В нём:
- Махровое полотенце.
- Туалетное мыло в мыльнице, новая зубная щетка, паста, станок для бритья.
- Платок для матери.
- Косметичка для Светки.
- Часы с шестнадцатью мелодиями.
- Зажигалка "крокодил" на солярке.
- Погоны, петлицы, шеврон Войск связи, отделанные не хуже, чем у моего деда Полтавы. Металлизированные лычки, перевитые красным кантом отлично смотрятся на черном фоне погон.
Парадки и фуражки у меня нет, нашему призыву еще не выдавали. Я увольняюсь с первой партией и парадку получу в полку. Когда я вышел из землянки наружу, до меня дошло - "я покидаю Высоту".
Навсегда.
Пацаны остаются без меня, а остаюсь без пацанов.
Я не привык без пацанов. Два года я жил делами и мыслями своего призыва и неплохо себя чувствовал. Я отвечал за себя и за свой призыв и мой призыв отвечал за меня. Два года я был каплей не в море, а в малом ручейке, который впадает в реку "полк" и вот - меня отрывают от моего коллектива.
Я посмотрел на пацанов.
Пацаны с ракетами в руках уже построились в две шеренги справа и слева от выхода в землянку, чтобы дать салют в мою честь.
Мне не надо салюта... я не хотел уезжать. Мне жалко было оставлять в Афгане всё, что мне дорого и понятно. Тут мне понятно всё - оружие, боеприпасы, боевая техника, радиостанции и частоты. Понятен хлеб и консервы. Понятна вода и пыль. Понятны верблюды, тушканчики, ослы и бараны. Понятны запахи и ветер. Понятна форма и знаки различия. Понятны команды и кроссы. Понятны дороги и тропы, сопки и горы, пустыня и барханы. В Союзе мне непонятно ничего, гражданской жизни я не знаю, жить ей не умею, без команды думать не приучен и в Союзе я буду не сержант и никакой не дембель, а никто.
Я обнял каждого и через комок в горле выдавил из себя:
- Держитесь, пацаны.
- Выпей за нас в Союзе!
Долгих речей я говорить не мог - у меня в горле стояли комья соплей - опустив поля панамы на глаза, прошмыгнул между шеренг и прыгнул на бэтэр. В глазах у меня стояли слёзы и я не стал оборачиваться, чтобы не показывать их. Бэтэр тронулся. Красные, зелёные, белые ракеты высоко чертили дымные хвосты и перелетали через меня. Не оборачиваясь, я поднял руку с растопыренными указательным и средним пальцем - "Победа!".