Цена твоей беременности (Мистеру, Ройс) - страница 93

Розовые изящные азалии — "ты моя единственная", "береги себя для меня". Чаще всего дарят перед нежеланной разлукой.

Белые целомудренные акации — "давай начнем все сначала", "ты лучшее, что было в моей жизни". Цветок сожаления и признания ошибок.

Сияющие белизной астры — "я помню тебя".

Гардении — "ты прекрасна".

Пестрые гортензии — "не забывай меня". Означают искренность и надежду.

Камелии — "тоскую по тебе", "позови меня".

И еще, еще, еще.

Они стояли везде. Свисали со стен тонкой вязью живых узоров, стояли на подставках, на полу, обвивали лестницу.

Я проходила мимо всего этого великолепия, не в силах принять правду. Это не было сном. Я… О, Господи!

Я быстрым шагом преодолела путь до кухни, остановилась, озираясь. Никого. На столе записка от Елизаветы Андреевны: она ушла вместе со Счастьем в зоомагазин. Отбросив послание, прошлась по первому этажу, открывая каждую дверь. Так же поступила и с комнатами второго этажа. Я хотела скандала, последней точки в наших отношениях с Воскресенским, чтобы потом уйти, топнув ногой. Хотела, пока не поздно и эмоции на пределе, высказать ему все, что еще накопилось с первого дня знакомства, и бросить ему в лицо пару придуманных сгоряча фраз. Он не сдержал обещание! Он меня обманул. Вдруг Дима не первый раз приходил? Вдруг?..

Очень много вопросов крутилось у меня в голове, но ответы я найти не смогла.

Мужчины нигде не было. Лишь дом, похожий теперь на оранжерею, и яркое воспоминание о ночной встрече говорили: мне ничего не привиделось ни в первый, ни во второй раз.

Устало побрела в гостиную и села на диван, обняв живот ладонями. Как мне быть? Что делать? И что будет ценой моего выбора?

Следующей ночью я почти до рассвета просидела в кресле, ожидая, когда дверь распахнется, и в мою спальню войдет Воскресенский. Наверняка опять в очередном костюме, одетый с иголочки. Я не знаю, зачем ждала, но сон все равно не шел. Чего-то не хватало. Пиджака. Но я его выбросила перед работой в урну. Только странные чувства кинуть в мусор не смогла.

Но он не пришёл. А за поздним завтраком, к счастью, у меня в этот день был выходной, я попыталась выпросить хоть толику информации у Елизаветы Андреевны, но она невозмутимо сообщила:

— Я ничего не знаю, простите. Но цветы — это хорошо и полезно. Мы с охранниками вечером расставим красиво горшки. Ох… дом будто снова оживает.

Я хотела было сказать, что не хочу видеть растения в доме, но вовремя прикусила язык. Это моя прихоть, однако от нее зависит настроение экономки, единственного близкого мне человека, пускай она лишь выполняет свою работу. А дом действительно оживал. Становился уютнее, теплее. Он словно сбросил ледяную корочку и снова почувствовал жизнь внутри себя. И я не могла и не хотела что-то теперь менять.