— Ну что, Канарейка? Я говорил, решать тебе… Одно слово- и господин Валерий Николаевич отправится домой, зализывать раны, очухается, вернёт права на приют, и будет "воспитывать" безродных дальше, по своему усмотрению. Как смотришь на это? Вот, прямо сейчас вызываю такси, говорю ребятам отнести ублюдка в салон и назвать адрес ближайшей больнички…
Он достает смартфон из заднего кармана, а я, все так же неподвижно наблюдая за прошлым хозяином, ложу ладонь поверх его руки, показав этим жестом " Не стоит"… Поворачиваюсь к нему, и, непривычно холодным тоном говорю фразу, не принадлежащую восемнадцатилетней девушке, больше всего ценящей жизнь…
— Я не хочу, чтобы он жил…
Никита мягко обхватил мои холодные пальцы, поднес к своим губам, нежно коснулся руки поцелуем, и отпустил… Резким движением достал из-за спины пистолет, направил дуло в лицо подонка, осознавшего слишком поздно, во что ему обойдется такая вольность речи, и чуть не успел нажать на курок. Только, я снова вмешалась. Схватила ствол, крепко сжала, и уверенно посмотрела в небесно-голубые глаза, не отвернувшиеся от моих самых темных желаний…
В последний миг я осознала, что этот грех должен быть не его.
— Это сделаю я.
Господин широко распахнул глаза, удивленный, сбитый с толку неожиданной для нас двоих просьбой. И мгновение думал отказаться, но решимость в моём горящем взгляде, кажется, заставила его не просто сдаться. Протянутый мне пистолет стал, возможно, единственным разом в жизни, когда могучий Зверь подчинился силе слабой птички…
Последним, что увидел в жизни Валерий Николаевич, увидел ясно, отчётливо, потому как смотрел во все глаза, стала его безродная, без колебаний спустившая пулю. Лёгким нажимом на курок, с невинной девочки, живущей в мире грез, я превратилась в ту, кого совсем недавно презирала…
Канарейка
Мне не жаль… Мне совершенно не жаль ублюдка… Его жалкое существование не должно тяготить этот мир! Так почему дрожат руки? Почему ствол, ещё тёплый после недавнего выстрела, или от температуры моего собственного тела, так противно отдаёт смертью? Я сама этого хотела… Но, выронив оружие на пол, обхватила лицо руками, и истошно взвыла… Возможно, от того, что я, прежняя, миролюбивая, только-что погибла вместе с ним…
— Тише, девочка… — большие, сильные ладони Господина гладили меня по голове, плечам, утешая, словно дитя. Я, распахнув влажные глаза, открыто на него посмотрела. Всматриваясь в небесные глаза, ловя в них блики света, которого мне так не хватает в этой пропахшей кровью тьме… В них нет призрения, упрёка, ненависти… В них многогранное тепло…мягкое, щадящее, согревающее раненую душу. Глаза единственного человека, которого хочу сейчас ощущать рядом с собой. И я бросаюсь к нему в объятья, сжимаю твердое мужское тело, утопаю в любимом запахе. Спасаюсь в нем от самой себя…