Она желала на кровати, сразу после того, как он её… изнасиловал? Лисица никогда не сопротивлялась, но ему ли не знать, что происходило в его постели.
— Доган…
Она впервые назвала его по имени, хоть он не просил, и даже не разрешал. Но от собственного имени, прозвучавшего и её уст, тело свело судорогой.
Доган сидел на кровати, и уже было хотел встать, но её вопрос пригвоздил его к месту.
Он повернулся.
— Я бы хотела попросить…
Мужчина усмехнулся.
— Проси, — сказал, и сам удивился, сколько яду в его голосе. С чего бы?
— Я бы хотела… можно мне родных повидать?
Она была напугана, не смотрела ему в глаза. Неприятная мысль ошпарила всё тело: а не зашел ли он слишком далеко?
Давно зашел, прошептала его совесть некто голосом Недж.
— Я подумаю.
Она вся сжалась — восприняла это как отказ. И была вся такая маленькая, крохотная, что у него в груди разлилось доселе незнакомое чувство… захотелось её защитить. От кого?! Да от себя же и защитить!
Да что же ты творишь, Доган, ведь она не виновата, девочка эта, что была послана тебе в спутницы! Зачем наказываешь её за несуществующие проступки?
Рывок — вот он уже нависает над ней.
— Целуй меня, гонщица, — сказал хрипло. — Правильно целуй, и увидишь своих родственников хоть сегодня.
В её глазах полыхнула яркая искорка — радость. Доган аж отшатнулся слегка— так его удивила столь неизведанная улыбка.
Вспыхнула радость на её лице — и погасла, ведь он был рядом.
Грань
Доган разозлился. Не на неё — на себя. Разве виновата девчонка, что её трясет от одного его голоса. Разве не этого он добивался?
Взгляд невольно прошелся по креслу у камина.
Он вспомнил, как несколько дней назад взял её в этом кресле.
Она пришла вовремя, да и разве бывало иначе? Разодета, ухожена. А у него руки тряслись — так ему хотелось совершить задуманное. Ведь планировал же, втайне мечтая, как будет её…
— Господин, — сказала она тихо, почти прошептала.
— Иди сюда.
Он поманил её к себе. Доган сидел в кресле, Марлен подошла и застыла рядом. Их колени почти соприкасались, но почти — не считается.
— Садись на колени.
Она села. Глаза наполнились ужасом, когда она ощутила на себе его… хвост, неторопливо поглаживающий спину.
— Смешно так… — выдал ящерр задумчиво, — вы эту часть нашего тела называете хвостом, а мы, — кисточкой прошелся по её щеке, — просто не можем вам объяснить, что это, ведь в вашем языке нет не только конкретно этого слова — нет самого понятия.
«А вы хотя бы пытались?» — подумала лисица, стараясь подавить панику.
— Доган… господин.
Он засмеялся.
— Так Доган, или господин?
Он уложил хвост ей на колени. Его гонщица, казалось, в тот момент в камень превратилась. Еще бы, она знала, что именно хвост — главное оружие любого ящерра. Нечасто, но все же ей доводилось видеть, как они ими метал корежат. Что уж говорить о слабой земной человечке?