Потом чуть приподнимается на локте, заглядывая Оливии в глаза. Смотрит. Словно пытаясь запомнить ее. Словно прощаясь.
— Возвращайся ко мне, — тихо говорит Оливия. — Ты мне очень нужен. Я буду ждать. Я больше не представляю своей жизни без тебя.
Отпустить его — словно потерять часть своего сердца.
Он улыбается едва заметно.
— Я тоже, — говорит он. — Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
— Мне нужно идти, Лив.
Но в его глазах так отчетливо стоит, что уходить он не хочет.
— Еще немного… — она прижимается к нему, что есть силы. Вот отпустит сейчас, и все…
Он целует ее.
— Еще немного… — шепотом говорит Оливия.
Пожалуйста, не уходи! Нет… остаться, она, конечно, не попросит. Не скажет. Зачем просить невозможное?
Легкая ухмылка на его лице.
И лицо такое, словно мосты уже сожжены. Этой ночью. Все решено. Назад пути нет. И теперь у них есть еще только несколько мгновений полета — вот так, обнявшись. А потом — все… И в этом какая-то отчаянная свобода.
Лишь несколько мгновений…
Искра мелькает.
Он подхватывает ее под плечи. Чуть сдвигается, разводя коленом ее ноги.
— Один разок, и я побежал… — он почти улыбается. — Нельзя же уйти просто так.
Словно он уйдет лишь на несколько часов, на день, на пару дней. Словно это ничего не изменит.
— Да, — выдыхает Оливия.
Так проще. Сделать вид…
Он подхватывает ее, держа за бедра, и медленно входит в нее с тихим стоном такого облегчения и удовольствия разом, словно человек, которому удалось выпрямиться и расслабиться после невыносимо тяжелого дня. И вот теперь, наконец, хорошо… И Оливия невольно стонет тоже. И бесконечно долгое мгновение они лежат так — обняв друг друга… больше чем обняв.
Я тебя не отдам! Оливия даже не понимает, говорит ли это вслух, или только невнятно всхлипывает. Ты мой!
Он толкается в ней, сначала легонько, потом почти резко, и снова, и это так невозможно хорошо. Чувствовать его, быть с ним. Когда он с ней — весь мир перестает существовать. И она полностью отдается этому движению, этому чувству, выгибаясь, двигаясь навстречу, обхватывая его ногами, еще больше толкая в себя. Он ей нужен. Весь. Без остатка. До глухих безумных стонов, до прокушенных губ. Еще больше. Так, что не хватает дыхания.
Сколько у них было таких безумных ночей? В придорожных трактирах, походных палатках, и даже как-то на конюшне — быстро и горячо, прямо стоя, когда он прижал ее к стене… словно они пытались украсть у судьбы свое счастье, боялись не успеть.
И, порой, она чувствовала себя не благородной принцессой и законной женой, а любовницей, легкомысленной девчонкой, ищущей простой плотской любви, маленькой шлюшкой, чего уж там… Особенно где-то на привалах, беззастенчиво сидя у Сигваля на коленях, когда он обнимал и ласкал ее, целовал и шептал всякую чушь на ушко. Но здесь не дворец и все свои. Они поймут правильно. Рядом с Сигвалем невозможно иначе. Невозможно быть благовоспитанной и благочестивой… Зачем? Ей просто хорошо с ним.