Он спросил без подходов:
Вечером дети остались с красноармейцами, а мы с Матвеем заторопились в церковь…
Мы стояли, скованные страхом.
Мы оглянулись по сторонам, и одна за другой нырнули в темноту.
Лишь когда парень остановился, я огляделась по сторонам и поняла, что мы находимся почти на краю города. В нескольких метрах от высокого кирпичного забора дома, который когда-то принадлежал купцу Емельянову. За каменной оградой стоял чудом сохранившийся работающий фонарь, однако свет, исходивший от него, едва освещал территорию вокруг.
…Я зашла в нашу комнату. Там было необычайно тепло. Видно, Гертруда решила сжечь все оставшиеся дрова перед отъездом.
Но и жить здесь не хотелось. Матвей давил на меня с какой-то регистрацией. Я страшно не желала этого и понимала, что настанет момент, когда не смогу избежать женитьбы.
На земле рядом с ним были, кажется, насыпи земли. Или нет?..
– Мы пойдем через лес?! – громким шепотом воскликнула Гертруда. – Но ведь будет темно! Все еще рано темнеет!
Глаза привыкли к темноте, и я могла разглядеть ее фигуру, поднявшую руки к деревянному ограждению. Вдруг стало видно, как в заборе появляется черный треугольный проем.
Мне очень хотелось обсудить с ними опасения насчет завтрашнего дня. Но, увидев их сияющие лица, передумала. Стараясь не показывать, какие страхи бродят у меня в душе, воодушевленно оценила их старания:
Настала моя очередь. Я испуганно оглянулась назад, и вдруг увидела, как чья-то тень качнулась в метрах десяти от меня. Ужас и отчаянье толкнули меня вперед, и я с бешено бьющимся сердцем ласточкой проскользнула внутрь – только ветер свистнул в ушах. И тут же торопливо, дрожащими руками, задвинула доску за собой. Прижалась ухом к забору. Может, показалось? Как там говорят: у страха глаза велики? По ту сторону забора не раздавалось ни звука, ни шороха.
Или злоключений?..
– Хорошо поживаю, – тем не менее ответила я, улыбаясь.
Я подошла поближе и увидела маленький тайник. Внутри него уже лежали какие-то бумаги.
Потом будто выключился свет…
«Мы не дали сбежать врагам революции за границу. Они ответили за всё».
– Смотрите! – сурово произнес Матвей и мотнул головой в сторону забора.
Он, кажется, обиделся. Отошел в сторону и целый день избегал подходить ко мне. Однако вечером, когда, наконец, наш длинный рабочий день закончился, он как ни в чем не бывало пошел провожать меня до дома. Довел, не задержался ни на минуту, развернулся, ушел – выполнил долг и отправился восвояси.
Гертруда тяжело дышала. Никогда за ней раньше не замечала, чтобы при ходьбе у нее появлялась одышка. Наверно, просто страх стал результатом ее нездоровья. Я вспомнила синие губы Гертруды перед выходом из дома. Бедная женщина!