Сказки Старого Лета (самиздат) (Кей) - страница 45

— Дивы — это неприкаянные души умерших, — голос девушки был грустным, — тех, кто при жизни по собственному умыслу творил зло. Вечная злоба — их удел. Не знают дивы покоя и не узнают никогда… Только одно средство есть против них… Это песня… Песня, которой они и бояться пуще всего на свете, и жаждут слушать вечно. Она напоминает им о покое. И о прощении…

— Тш-ш! — Стрибог приложил ладонь к ее губам, — ты устала… не разговаривай сейчас — расскажешь все потом. А пока спи. Я побуду с тобой…

— Какая песня? — спросил тихонько Леший, — неужто ей и научила тебя бабушка, незабвенная моя Озерушка?

— Слышал о такой песне и я, — проговорил Водяной, — но никак не думал, что она взаправду существу…

— Нет, — Стрибог осторожно обнял ее, — не уйду…

Мороз пробежал по коже путешественников. Леший тихо шепнул стоящему рядом и трясущемуся от страха Овиннику:

— Можете выходить! — тихо позвала Майя, — они теперь безопасны… Дивы не знают покоя. Эта песня — единственное их избавление… На некоторое время она дарует им облегчение — спасительный сон без сновидений. Память о земных злодеяниях, которая гложет дивов вечно, сейчас смолкла…

Не было больше стонов. Исчезло и эхо. Смолкла песня Майи, и весь край погрузился в молчание…

— Как же? — прошептал Ярило.

— Хо-хо-хо… — откликнулось из чащи зловещее, глухое эхо.

— Гляди, Банник, каким эхо-то должно быть…

— Да, она самая и научила, — Майя улыбнулась Лешему, в глазах ее мелькнула легкая грусть, словно по ушедшему, — она самая…

И, прежде чем кто либо успел ей возразить, она ловко юркнула в отворенную дверь и, остановившись, начала напевать какую-то мелодию — тихую и грустную. Раздался тихий стон — то ли ужаса, то ли облегчения, — и лодка поворачивать перестала. Стрибог тоже выбрался на палубу, захлопнул за собою дверь и бросился к рулю. Он еле успел его вывернуть, и «Кувшинка» чудом не напоролась на торчащий из воды обломок громадного ствола…

— Их было так много! — шепнула она, — и каждый нашептывал или кричал мне… о своей дикой, первозданной злобе! А я?.. Я старалась выстоять… Пела и пыталась их не слушать…

— В темноте так страшно одной… — пробормотала Майя, засыпая, — очень…

Все потихоньку выбрались из «хибарки». Ярило сменил Стрибога на руле. Водяной и Леший встали на носу — дозорными. Демка и Дуная с лютиком стояли у борта и глядели на причудливые коряги и вековечные стволы, вздымающиеся над водным покровом затопленных берегов. Овинник знаками (Леший пока его не простил) попросился сторожить трюм — ему полюбился плеск воды о днище «Кувшинки» и его уютный уголок. Взяв с него честное молчаливое, что он накрепко запрет окошечко и возьмет с собою одеяло, Овинника отпустили. Он забрался в трюм и вскоре там уснул — видно, колыбельная для дивов подействовала и на него.