И опять детали. Санитар – изрядно обрусевший армянин. И утверждал этот безвинно пострадавший, основательно подзабывший родной язык, что общался пациент с ним по-армянски. Так что, было, отчего приложиться – сначала к мензурке, затем к колбе, затем к бутыли. Ну и приложился…
Повышенное к своей персоне внимание Игорь заметил пару месяцев назад. Не удивился, но призадумался. Если вы параноик, это ещё не значит, что за вами не следят, – такая вот есть присказка. Затем пригласили – намёки, вопросики всякие – как с пацаном! – затем тестики эти… идиотские. Испытания не мудрёные. Однако обыгрывались в них, наряду с обычными каверзами, установочки, по форме и по содержанию странные до нелепости и потому обидные, если не сказать оскорбительные.
Колпак надели, датчики всякие – кино! И, наряду с прочими посягательствами на душевные тайны, спрашивают: можете себе представить стену, у которой нет конца? Откровенно взбрыкнуться нельзя – давно отучили. Первые мысли: повышение или задание ответственное? Вряд ли: предварительной прокачки не было. Почётный перевод? Зачем так усложнять. Зачитали приказ, и вперёд – труба зовёт… Поиздеваться кадровики захотели: рылом, рылом? Так не за что.
Как бы то ни было, решил держаться до конца, с достоинством, а в шутку никогда не поздно свою толерантность обратить. И в который раз решил он обратиться за помощью к спасительному детству: как тогда искренне играли! Игорь до сих пор вспоминал как пример особенности детской психологии одно прекрасное школьное лето. Он строил с ребятами -соседями не что иное, как ракету, – довольно неказистое произведение из горбыля. И всё строители соглашались: да, ракета. И солярку заготовили – стащили на деревенской электростанции. И срок старта был назначен. И никто, никто не поставил под сомнение возможность совершения звёздного путешествия.
Он не раз вспоминал это чувство восторженного ожидания и так же не раз отмечал, что даже в душе в то прекрасное и далёкое – так, вроде, в песне? – лето не ставил под сомнение реальность задуманного дерзновенного предприятия. Детское мышление уходило от конкретностей, его, мышление, вполне устраивал добрый и романтический, не подвергаемый сомнению ни при каких условиях тонкий, но нерушимый стержень безусловной веры, на который нанизываются всевозможные второстепенности.
И он попробовал, как в детстве, представить себе бесконечную стену. В детстве всё может быть, значит, и стена бесконечная – тоже. И так попробовал, что в глазах потемнело. Возомнил себя будущим добрым волшебником, который только учится. Отделил свой взгляд от разума и бросил, метнул его глазами, как бросают натренированной рукой игорный мяч, далеко, очень далеко, представляя его полёт бесконечно далёким, падение мяча при этом не прогнозируя. А бесконечную стену пришлось преобразить в мягкую темноту…