– Это процесс, движение…
– Вчера прилетел на вертолёте, – Игорь даже не скрывал насмешки.
– И мы вот так просто согласимся? – удивлённо и даже с лёгкой обидой вопрошает коллега. – Будем сидеть и молча ждать приговора?
Это был пятый наблюдаемый случай. Его уже и не комментировали: слов не хватало, да и зачем?
Они просто разговаривали, забыв про закинутые удочки. Будь у жабы-наблюдателя более совершенный сенсориум, то есть совокупность путей, обеспечивающих поступление информации в мозг, подобающее количество извилин и нейронов, да ещё и модель мира, ими поддерживаемая и подобная или близкая к той, которой обладали эти сущности… Тогда бы любознательная жаба назвала одного из рассеянных рыбаков скептиком, а второго, – антропоцентристом. Жаба этими качествами не обладала, и сближало её с гостями водоёма только одно: желание познать окружающий мир.
– Я тоже, – обрисовал свою позицию Переплёт, подумал и добавил: – Мне нужно вернуться туда, откуда я пришёл.
Рой взял ироничный тон:
– А подружку звали Калипсо… – Рой резко сменил пластинку: – Здесь негритянка не пробегала – здоровенная такая?
Понятно, что ненастоящая, подумала Валентина. Потому что на той реке ты никогда не был и никогда через неё не «пересплавлялся». И туристом ты никогда не был. И то, что ты пытаешься выложить, произошло с другим пациентом. Горизонтальное взаимопроникновение. Но я же об этом не скажу! Не могу сказать.
– Не правда, не правда, – визгливо сообщил Женя, – на совещании об апостолах и словом никто не обмолвился. На высоком собрании в основном об этом экземпляре говорили – брать его в проект или не потянет он на элиту. А вы, господин генерал, если не знаете, так не говорите – что новичку мозги пудрить?
– Что же конкретно вам в ней понравилось?
Генерал сделал паузу, посмотрел на Валерия и менее решительно добавил:
Астус задумчиво смотрел в окно. Его лицо было копией лица Игоря. Он сделал лёгкое круговое движение головой и мгновенно преобразился – серьёзный солидный мужчина средних лет. На письменном столе в беспорядке бумаги, корявые детские рисунки. Астус наконец соизволил повернуться. Игорь присел на стул.
И вот – опять свет. И вот дым. Частица взрывается, и ты прощаешься со своей нелепой сингулярностью. Ты чувствуешь жар, боль, к тебе бегут какие-то существа, и ты пока не знаешь, что ты такой или почти такой, как они. И опять выскакивают из мрака картины, за ними колышутся серые волны, и ты хочешь, чтобы эти волны докатились до твоих ног, поднялись выше и полностью поглотили и наполнили тебя. Ты хочешь этого, потому что ты пуст, ты весь высосан этими превращениями, и без этих волн, у тебя нет памяти. И лишь волны могут наполнить тебя недостающим содержанием.