— А где оно?
— Там… — не очень-то определенно указал Халан. — Сам строил. Пора уже идти. Дельце только одно…
Он вздохнул, вынимая из-за пояса нож.
Только сейчас Сигурд услышал шуршанье, доносящееся из берлоги.
— Дет… Детеныши? — спросил он.
Халан кивнул.
— Немудрено, что она на нас так кидалась. Я бы тоже свой дом защищал до последнего…
Он зашагал, нарочито громко шурша прелой листвой. Просунулся в логово. Сигурд вздрогнул, услышав почти человеческий крик — жалобный, оборвавшийся протяжным хрипом. Один, второй… Глаза застлала жгучая пелена, как много лет назад, когда отец заставил его топить новорожденных щенят.
Боги, зачем все это?! Ради чего? Ронан… Гвин…
«Поохотиться едем…».
Халан подошел, молча встал над ним, вытирая нож о штанину.
— Как ты там говорил, следопыт? — досадливо смахнув слезы, усмехнулся юноша. Голос его дрожал. — Самые… м-мерзкие твари в лесу… это люди?
— Как и везде.
— Меня тоже… того? Чтобы не мучался?
Халан промолчал.
— Я ведь… уже не жилец, да?… Да?
— Захочешь жить — выживешь, — угрюмо произнес следопыт. — Но потерпеть придется…
Он спрятал нож и, наклонившись, легко, как ребенка, поднял молодого князя на руки. Юноша скривился от боли, до крови закусил губу. Выдохнул:
— Брось… Не донесешь же.
Халан молча зашагал вперед. Каждый шаг отдавался в груди Сигурда ударом боли. Казалось: все ребра изломаны, трутся обломками друг о друга, впиваются в истерзанные внутренности, пропарывают кожу, а сверху все это прижигают раскаленными углями. Он протерпел сотню шагов, потом еще сотню…
— Б-брось, следопыт… Далеко же…
— Жить-то хочешь?
— Не… не донесешь же… И… зачем тебе? Бросишь здесь, никто и не узнает… Никто… не знал, что мы с-сюда… Только мы трое… Или… награды хочешь?
— Дурак, — вздохнул Халан. — Заткнись лучше. Силы береги… Князь.
Халан шагал размашисто, не глядя под ноги, но ни разу не оступился, не споткнулся. Смотрел прямо перед собой, но казалось, что видит он не деревья, не кусты кругом, а что-то такое, что скрыто от иных глаз. И то, что он видел, заставляло его то хмуриться, то улыбаться.
Вниз, на Сигурда, он старался не смотреть. Знал — не нужно этого сейчас.
Князь же, скорчившись у него на руках, уткнув лицо в пропахшую потом и хвоей куртку, тихо, по-детски, плакал.
2006 год