— А, помню. И в самом деле, похоже, будто.
— Все комиссары на одном языке, видно болтают, — лейтенант Шевченко повернулся к терпеливо ждущему американцу и четко, усиливая жестами искренность, произнес, — Хаос — фу! Нельзя хаос! Гитлер капут!
Он даже сплюнул для красноречивости. Американца это отчего-то проняло — вдруг улыбнулся, хотя на его скуластом бледном лице улыбка выглядела странно, как полотно художника Шишкина на танковой броне.
«Дошло до дурака, что одно дело делаем, — с облегчением понял лейтенант Шевченко, — Уже легче. Все-таки свой брат, боец, хоть и американец».
— Извини за танк, товарищ, — лейтенант ткнул пальцем в лениво дымящийся стальной корабль, — Сам понимаешь…
— А? — комиссар явно не понял смысла сказанных слов, но когда речь коснулась его танка, отрывисто произнес, — Леман-Русс!
— «Танк это французский, русак», — складно перевел Михальчук.
— Допустим, не русак, а хохол… А с чего это танк французский?
— Леман же. Есть, говорят, такое местечко во Франции, — пояснил мехвод, — Вот и выходит, что французская у них машина.
— А, ну понятно. Французы им, значит, свой хлам списывают. Так и думал…
Американский комиссар вновь произнес что-то непонятное, резкое. Но в этот раз помедленнее, ждал, когда Михальчик переведет.
— Это… — мехвод почесал в затылке, — Спрашивает, товарищ командир. Мол, не гвардия ли? Не Вальхальцы ли?
Лейтенант Шевченко просиял.
— Эк он, черт такой, сразу просек-то, а? Скажи ему, мол, да, гвардия. Семьдесят четвертая гвардейская стрелковая дивизия. Она же в девичестве — сорок пятая, только правильно говорить не Вальхальская, а Волынская.
Михальчук попытался перевести, но американский комиссар его не понял. Кажется, и сам мехвод себя тоже не понял.
Экипаж подбитого танка тем временем не мешкая принялся за полевой ремонт. Слаженно у них это выходило, быстро. Сняли опоясывающую корпус гусеницу, взялись за катки, открыли крышку моторного отделения… Пожалуй, если болванка «ИС» а не натворила дел, у американцев даже был шанс уйти своим ходом.
Комиссар тем временем перешел на новый уровень общения — называл какие-то имена, после некоторых плевал на землю. Получалось доходчиво, но как-то странно, по большей части оттого, что имена сплошь были незнакомые:
— Хорус! Тьфу! Фуллгрим! Тьфу! Агрон! Тьфу! Хаос! Хаос! Альфарий! Тьфу! Кёрз!..
— Наверно, генералы немецкие, — пояснил Михальчук, — Бес его знает… На нашем фронте про таких не слыхал. Но про хаос, это он верно все подметил, конечно.
Закончив плеваться, комиссар перешел к следующему списку, читая его почтительно и даже благоговейно: