– Что я несколько дней поживу у них.
– И все?
– Да, больше ничего.
Он кивает и кладет на колени руки, будто собираясь с мыслями. Потом натянуто мне улыбается:
– В общем… мы с мамой, наверное, разведемся. Хотя точно это еще не решено. В подробности вдаваться не буду, впрочем, ты в любом случае не захочешь их слушать. Кое-что ты уже слышала этой ночью, так что не думаю, что это для тебя сюрприз…
– Пап, в последние две недели у нас только сюрпризы и были.
– Нуда.
И все? Больше он ничего не собирается мне сказать? Типа: «Слушай, я спал с кем только можно и в результате от нашей семьи осталась одна фикция. Думал, что лишь выпущу кишечные газы, но неожиданно обделался». Ну же, давай. Скажи что-нибудь.
Между нами повисает молчание.
– Почему? – наконец спрашиваю я.
Он медленно качает головой:
– Тебе не понять.
– Я понимаю больше, чем ты думаешь.
Когда он отводит глаза, я думаю о вчерашних словах Джой – что отец до сих пор, спустя все эти годы, не может справиться со смертью моей родной мамы. Вчера они прозвучали для меня всего лишь удобным предлогом, но теперь я вспоминаю фотоальбом и понимаю, что та женщина немного похожа на нее.
– Ее не вернуть, – говорю я ему, – она умерла. Она такая была одна, и ты ее не вернешь.
– Знаю, – убитым голосом произносит он.
– Вместо того чтобы отгораживаться от меня, мог бы и поговорить. Знаешь, я ведь тоже ее оплакивала, она была моя мать.
– Знаю.
– Тогда почему никогда не говорил со мной? Ни одного раза?
Одно его плечо поднимается и тут же опускается обратно.
– Я был не готов воспитывать тебя в одиночку. Чувствовал, что все пошло прахом. А потом, когда в нашу жизнь ворвалась Джой и дала тебе то, чего я дать не мог, мне не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать со стороны. Как она могла стать для тебя лучше меня, если ты моя плоть и кровь? Это ее родители тебя так избаловали…
– Избаловали?
Не думаю. Не могу сказать, что дедушка Сэм без конца заваливает меня подарками. Просто покупает нужные, практичные вещи.
– Господи Иисусе, даже Макензи воспитывали тебя лучше, чем я, – продолжает он, – твоя мама в гробу бы перевернулась.
Не помню, чтобы моя родная мама высказывалась против однополых браков, но, может, это просто прошло мимо меня?
– Я тебе не нужен, – тихим, отчаявшимся голосом говорит отец.
– Пап…
– Да-да, это правда, я знаю, – продолжает он: – Как и все остальные. Без меня тебе будет лучше.
Не могу точно сказать, искренни ли эти жалостливые слова, пытается ли он мной манипулировать, чтобы внушить к себе жалость, или же старается еще больше от себя оттолкнуть. Но буду руководствоваться по отношению к нему принципом презумпции невиновности.