Его пальцы возобновляют круговые движения.
— Ч-что ты делаешь с моими волосами? — выдыхаю я задумчивым голосом.
— Я думаю, утешаю тебя? Очевидно, я пьян.
Он не кажется мне пьяным, ни в малейшей степени, и, если бы я хоть на секунду подумала, что он пьян, я бы не села в его грузовик.
— Ты пьян?
— Нет. Но я хотел бы быть в хлам. В стельку. — Он не улыбается. Нет даже намека, когда его губы парят над моим ухом. — Ты всегда так хорошо пахнешь, Ви. Как солнце, шампунь и цветы. Фиалки.
Я чувствую его мужественность, вдыхая его собственный запах. Вдыхая силу, которую он источает. Она исходит от него.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке, Вайолет?
Я киваю ему в грудь.
— Теперь да.
Зик убирает волосы с моих глаз, перебрасывает косичку через правое плечо. Потирая её кончик между подушечками пальцев, он наклоняется и подносит его к носу. Вдыхает.
— Фиалки, — говорит он, повторяя свои прежние слова.
Но он ошибается: это кардамон и мимоза.
Я не поправляю его.
— Вайолет.
Я слабо, неловко стою в тени переднего крыльца, позволяя этому огромному мужчине обнюхать мои волосы во второй раз за вечер, кончик его носа нагревается, когда он касается моей щеки. Он тянется к самой сердцевине чуть ниже моего уха. Его губы прижимаются к нежной коже моего виска.
Один удар сердца.
Два.
Я не доверяю себе, чтобы говорить.
Двигаться.
Дышать.
Я стою парализовано, неподвижно, как камень, приросший к грубо обтесанным доскам крыльца, которые должны были быть заменены много лет назад. Сильные руки Зика обхватывают мои локти и скользят вверх по рукам. Приземляются мне на плечи. Затем следуют вниз.
Он собирается поцеловать меня.
Я ему позволю.
Мои пальцы пробегают по его волосам, притягивая его голову вниз, встречая его нетерпеливый, податливый рот.
Он опускается на мои губы, прижимаясь к ним так нежно, что нет слов, чтобы описать это, никто никогда не целовал меня так. Мы целуемся, целуемся и целуемся без языка, слияние губ, дыхания и кожи. Крошечные глоточки друг друга. Укусы.
Его рот тянется к моей нижней губе, нежно посасывая, прежде чем я открываю рот, его язык, наконец, наконец, слава богу, касается моего, почти робко. Достаточно, чтобы мои нервы задрожали по всему телу.
Мы стоим вот так, целуемся на холодном крыльце, пока мой рот не распухает, пока он не отходит, оставляя мое тело замерзать от потери его тепла, глядя на меня в свете фонаря на крыльце.
Ведет себя как джентльмен.
— Спокойной Ночи, Вайолет. — Он сглатывает.
Мне приходится заставлять себя говорить.
— Спокойной ночи.
Не буду лгать, я разочарована, когда он отступает, пятится с крыльца и идет через мою лужайку, проводя рукой по волосам. Рывком открывает дверь со стороны водителя с ворчанием. Заводит мотор, выезжает с подъездной дорожки на улицу.