— ДеЛюка.
— ДеЛюка? ДеЛюка, — щурится он на меня. — Ты уверена?
— Э-э, да?
— Подожди. Она итальянская?
Я киваю.
— Потому что ты не похожа на итальянку. Ты такая бледная.
Еще один смешок вырывается из меня, и мне приходится опустить голову на стол, чтобы остановить звуки, исходящие из моего рта. Я даже смотреть на него не могу, а если и посмотрю, то буду смеяться еще сильнее.
— Над чем ты смеешься?
— Боже. Ты. — Слезы текут из глаз, и я вытираю их. — Только ты можешь так честно назвать кого-то бледным, и заставить это звучать как оскорбление.
— Ты смеешься надо мной, Вайолет ДеЛюка?
— Это называется дразнить, Иезекииль Дэниелс. — Я останавливаюсь, склонив голову набок, чтобы изучить его. — Иеремия, Иезекииль, Даниил, Осия… (имеются в виду книги Ветхого Завета — плач Иеремии, Книга пророка Иезекииля, Книга пророка Даниила, Книга пророка Осия).
Он смотрит на меня, не двигаясь.
— Да, я понял, Иезекииль и Даниил, книги Библии.
— Твои родители религиозны?
— Нет. — Он поправляет свою черную бейсболку Айовы. — Ну, я думаю, они были такими до того, как у них появился я, но не сейчас.
— А ты?
— Нет. Это всего лишь дурацкая кармическая шутка. Мои родители, должно быть, с самого начала знали, что я буду грешником, вот почему они назвали меня в честь пророка из Библии. Господь знает, что я не святой.
Его большое тело расслабляется, опускается в кресло, ссутулившись, все еще глядя на меня своими мрачными серыми глазами. Они неутомимы и так несчастны.
Он меняет тему.
— Ты готова к сбору средств на следующей неделе?
Случайное упоминание об этом заставляет мой живот сжаться. Чтобы успокоиться, я достаю из рюкзака бутылку с водой, откручиваю крышку и делаю глоток.
— Понятия не имею. Ты будешь хорошо со мной обращаться на людях?
Я позволяю неловкому молчанию между нами вырасти, прежде чем прочистить горло. Поднять мой подбородок.
— Зик. Я-я хочу извинений, прежде чем соглашусь пойти куда-нибудь с тобой.
Он хмурится.
— Вайолет…
— Ты у меня в долгу.
Сняв бейсболку, он кладет ее на стол перед собой и проводит пальцами по темным волосам. Черные брови над платиновыми глазами сосредоточенно сужаются.
— Это было дерьмово. Я понял, как только, блядь, позволил тебе уйти. Очевидно, я не могу терпеть девушек в своем доме, не ведя себя как придурок. Извини.
Я тянусь через стол и похлопываю его по руке.
— Ну вот, неужели это было так трудно?
— Да, — ворчит он.
— Держу пари, тебе стало легче, не так ли?
Он отказывается отвечать, вместо этого надевает кепку. Сжимает козырек и сутулится в кресле.
— Итак, этот сбор средств, есть что-то, что мне нужно знать?