Уснул я внезапно. А затем открыл глаза и понял, что утро уже. И первым делом подумал о том, что Мышь в соседней комнате. Если, конечно, не ушла. Эта мысль подстегнула, я отбросил одеяло, в один шаг добрался до двери, открыл, вздохнул с облегчением — тут. Никуда моя Мышь не делась, спит. Принял душ, выгулял собаку, спит. В глубине души я был даже рад этому. Отпускать её не хотелось, но молчащей она определённо нравилась мне куда больше. Я учился, привыкал к тому, что она так близко и что не нужно беспрестанно быть начеку, стараясь сделать больно ей и не дать сделать того же самого с собой. Ушёл на работу, к привычным бумагам, к гостеприимному, но такому ненужному Ленкиному бюсту, к скуке и повседневной рутине. Ушёл и забрал ключи с собой. Так по-мальчишески глупо. И ерзал, боясь того, что сумасшедшая Мышь может отчебучить. Взорвёт мою дверь? Вылезет в окно по простыням? Вызовет МЧС? Словом, сделает что угодно, только бы не находиться в моей квартире.
— Прости, — шепнула она.
Остановился, нависая над ней, стискивая руками ткань простыни. Лицо к лицу, глаза в глаза. Сам охреневая от того, что я сейчас сделаю, от невозможности, недопустимости и такой желанности этой близости. Мышка дышала так тяжело, её грудь в опасной близости от меня вздымалась, голая, беззащитная. Я сдался и накрыл её ладонью. И задержал дыхание, понимая, что ненормально в тридцать два года ловить такой кайф от элементарного, блядь, касания к бабской груди, и даже злясь на себя за это. А Мышка вздохнула, плоть в моей ладони поднялась и опустилась вместе с её вздохом, я даже чувствовал сосок, который упирался в мою кожу. И губу прикусила. И я решил, ну их, рефлексии и мозготерзания, когда подо мной лежит самая невозможная, самая ненавистная, самая желанная женщина в моей жизни. Потом, все потом. И обрушился на неё, на её тело, тиская, кусая, пробуя на вкус, наслаждаясь её криками и её прикосновениями ко мне, поначалу робкими, обжигающими, а затем все более и более откровенными.
— Руслан! — догнал меня её голос.
— Свет, — вдруг сказал я, удивившись тому, как легко слетело её имя с моих губ. — Может, останешься?
Это даже сексом назвать было нельзя. Это было так…невозможно. Словно мы отравлены смертельным ядом, а противоядие находится друг в друге. И его надо выцарапать, высосать, выгрызть. Эта близость иссушила меня до дна. Кажется, до самой последней капли крови. Эта самая капля, последняя, покидая моё бренное тело, одиноко катилась по предплечью. Медленно, оставляя за собой тёмный след. Скатилась на Мышку, которая все ещё лежала подо мной, и растеклась между нашими телами красной кляксой.