— Спокойной ночи.
— Приехали, — сказал он, и я удивилась, осознавая, что и правда приехали. Вновь вложила свою ладонь в его, пошла за ним.
Помахала ручкой и ушла. Я облегчённо улыбнулась.
— Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала, — фальшиво протянула я. Руслан засмеялся и дёрнул меня на себя.
Я надула малиновый шар, последний, допила свой лимонад. Затосковала, понимая, что хочу уйти, но не могу оставить Маринку одну. Да и не знаю, куда вообще хочу. Хотя вру, прекрасно понимаю. В двухкомнатную квартирку недалеко от дворца спорта, с огромной, покрытой пылью плазмой и псом, доедающим под столом колбасу.
Платье! Осенило меня. Надо взять платье. Я осторожно сняла чехол, перекинула его через плечо и, крадясь, вышла из квартиры. Заперла дверь, слушая лязганье ключа, кажущееся оглушительным, и такие же громкие удары сердца. Словно мне шестнадцать, и я втихаря убегаю на свидание. И смех, и грех. И побежала по ступеням вниз. И даже темнота уже не казалась пугающей, я же знала, что там, в конце этого гребаного тоннеля, меня ждут. Она была тёплой, манящей, столько всего несбыточного обещающей.
— Обязательно, — улыбнулась я, думая о том, что сама моя любимая, да что там, единственная подруга уплывает в свою личную, отдельную от меня жизнь, в которой наверняка не будет мне места. Вот и радостно за неё и эгоистично грустно. Себя любимую, никому не нужную жалко. — Непременно будет хорошо, даже не сомневаюсь.
— Тогда…когда мы покупали платье. Я промолчала, это не моё дело. Но, Свет, засосы на твоей груди связаны с возвращением мужа?
— Я думала, она никогда не уйдёт, — шепнула Марина едва дождавшись, когда за гостьей захлопнется дверь. — Может вина?
— У Аньки есть кто-нибудь?
Хотя весь её вид говорил об одном — надо. И сдувать, и в попку дуть, и пяточки целовать. И я не осуждала её. Я ей завидовала.
Дома пахло домом. Знакомый запах детства обрушивался на меня каждый раз, когда я отпирала двери. Темно, тепло, знакомо, до последней скрипучей половицы паркета. Я прошла в ванную, торопливо, чтобы не разбудить маму, приняла душ, наскоро вытерлась полотенцем, набросила халат.
Меня затопило тепло, облегчение, необъятное и невыразимое. Словно меня приговорили к смерти и внезапно объявили амнистию. Я и ненавидела себя, и радовалась. И нашаривала в темноте вещи, отчего-то не решаясь включить свет.
— В жизни не бывала на таких тухлых девичниках, — продолжила Аня. — Может, хоть стриптизера вызовем?